– Нужно холодное приложить, сейчас принесу лед. Там в морозилке должен быть, – я откинула одеяло, чтобы встать.
– Не нужно, я же привычный! Просто это… думал, что если поближе к середине лягу, то типа как не домогнусь до тебя. Ну и сдвинулся на самый край. И там залип, как летучая мыша, чуть ли не вниз головой, – он приподнялся на носки, выпучил глаза, растопырил пальцы и скрючил их, изображая летучую мышь.
Я не выдержала, откинулась на подушку и захохотала во весь голос.
– О! Хоть развеселил тебя. В первый раз вижу, как ты смеешься. Это еще хорошо, что у меня тушка тренированная. И падать меня научили. Был бы нормальный человек, уже бы башкой в стену вломился, как олень сохатый.
Я продолжала заходиться от смеха. Наверное, все события последнего месяца скрутились внутри меня в тугую пружину, которая росла, давила, не давая дышать. Иногда мне казалось, что сердце сейчас просто разорвется от этого всего. И вдруг Никита с такой легкостью разогнул эту пружину, разбил этот черный ком. Я даже не помню, когда в последний раз так смеялась. Глядя на меня, он тоже расхохотался.
– Ой, прости, пожалуйста! – с трудом выдавила я, всхлипывая и вытирая глаза. –И, главное, еще подумала: «А где он там елозит? Кровать вроде давно уже закончилась». И хотела сказать, чтобы ты остановился. А ты… – я снова расхохоталась и рухнула на подушки.
– А я думаю: Никитос, давай-ка ты, бро, малым ходом на краешек. А то принцесса сейчас подумает: вот же какую сволочь приютила. Втерся в доверие, нажрался мяса и полез домогаться, скотина. И так ползу себе и ползу. И думаю: ну чё? Пока полёт нормальный. И вдруг… ёшкин кот! Экипаж прощается с вами и желает счастливого полета. Вот правильно нам в школе говорили, что рожденный ползать летать не может, – он взмахнул руками, как крыльями.
– Хватит! Прошу! – взмолилась я. – Сейчас умру! Живот уже болит от смеха.
Давай ложись, только не с краю.
Он снова лег, на этот раз придвинувшись поближе ко мне. Повернулся спиной и спросил:
– Так нормально? Я тебя там не домогаюсь задним приводом?
– Нет. Всё в порядке.
Его спина была широкой и надежной. Кожа пахла сильным мужчиной. Он был похож на большого плюшевого медведя. И мне страшно захотелось прижаться к нему. Я тихонечко придвинулась и обняла его за плечи. Рук с трудом хватило. И это было так приятно!
– Мне повернуться к тебе, малыш? – его голос дрогнул от нежности и волнения.
– Нет, так лучше всего.
– Понял. Принял. Подчинился.
Эти слова донеслись откуда-то издалека, потому что я уже заснула. Так сладко и спокойно, как давно не засыпала. Только на грани яви и сна вдруг мелькнула мысль, что Матвей меня бы сейчас яро осудил за доступность. Да плевать! Любой женщине иногда нужна крепкая мужская спина. Просто для того, чтобы к ней прижаться.
Мне снилась калимба и незнакомка с Кубы, а рядом с ней была мама. И калимба звучала тоскливо и безысходно. Та девушка гуляла по берегу. Белое марлевое платье плотно обтягивало беременный живот. Мама шла за незнакомкой, а та словно не замечала ее. И вдруг из зарослей на берегу вынырнул высокий чернокожий мужчина. Два больших шрама пересекали его лицо, словно разрезая надвое.
Мужчина подошел к девушке и положил ладонь ей на живот. Громко зазвенели многочисленные браслеты на его запястье. Незнакомка вскрикнула и отшатнулась, отталкивая его руку. Он потерял равновесие и упал. А незнакомка побежала прочь, увязая в песке и одной рукой поддерживая живот. Мужчина уселся на песке и задумчиво смотрел ей вслед. Мама села рядом с ним. Ее лицо исказила такая страшная и злобная гримаса, что я закричала и проснулась.
