альфа и омега в чертеже ве-
трафаретом бога крошево основ
вязью перепутья навяжи уз-
ловкими тенями жужелицы смер-
тиранией мельниц миражи пус-
тыльной стороною помережья вер
Че-ты-рА
Памяти Виталия Сорокина
Перехвати гитару – моя ладонь устала
до хрипоты, до рвоты душить её лады.
Я нацеплю улыбку, как шлем с глухим забралом,
как оберег от скуки, беды и нищеты.
Перехвати дыханье – исподтишка, нахально, —
ввинти в зародыш сердца мелодии надрыв,
чтоб в баночку от кофе прохожие кидали
отмершие чешуйки, отжившие миры.
Перехвати бутылку – в ней три глотка печали, —
бросай не глядя в урну, окурки растопчи.
Чтоб – не дай бог – святые волхвы не раскачали —
нас нравам и порядку безнравственно учить.
Мотивами Альгамбры ты застываешь в лете,
где стайки неформалов летят с флэта́ на флэт.
И лавочки Арбата тебя не рассекретят,
Алма-Ата не спросит и не поймёт Чимкент.
Перехвати мне память – чтоб по воде кругами,
чтоб съеденное небо…
На самом на краю
ты пляшешь, песней молод.
И в смысл её вникая,
неузнанный твой голос
я изредка пою.
Судьба
Молекула ДНК имеет вид двойной спирали.
(Научный факт).
Я – мастер правильных ответов
и необдуманных решений.
Хайвэя гладь, кусты кювета —
мне параллельны совершенно.
Евклидовых пространств не зная
и страх водителям внушая,
переплетённая двойная
я – Лобачевского сплошная.
Я – может быть, не быть и Гамлет
мой череп мучил исступлённо.
Мной арапчонок не к стихам ли
приучен был ещё с пелёнок
и вас любил? Любовь быть может
и/или сгинет утром вовсе.
Я в отражении Серёжи
чернел с разбитым переносьем.
Что толку вспоминать моменты,
собой решенье предвещая?
Я – мастер правильных ответов —
переплетённая сплошная.
Contra tabulas[1]
Она была доской – Доской Почёта,
переходящим призом победителей.
Но что-то в ней казалось удивительным —
неуловимое, неявленное что-то.
Заслуги – физкультуры ли, учёбы —
она с улыбкой награждала вымпелом.
А сколько взглядов та улыбка выпила —
и осуждающих, и восхищённых. Чтобы
на фоне форм и вычурных причёсок
явить неповторимость и единственность,
себя дарила неподдельно, искренне —
так только дети в омут прыгают с утёса.
И рядом с ней мог и последний нервно
рвануть по бездорожью безоглядности, —
пускай и эстафетно – её взгляд нести,
хоть на мгновенье – для неё одной – быть первым.
Жестокости бессмысленного спорта
бросали в дрожь неискушённых зрителей.
Но что-то в ней казалось удивительным —
никто бы не сказал, чем было это что-то.
Никто из нас, стяжавших ценный кубок,
в неё не заглянул. Пришедший затемно,
отточенным движеньем аутсайдера
отбросив ночь, – ты пел про грудь, глаза и губы.
Взлетел огонь, спалив тоску зачётов,
ты взял его в ладонь и поднял к небу.
Ни первых, ни последних больше не было, —
лишь путь тернистый твой – отныне освещённый.
Огнеупор
Лучше гор может быть только порох,
если он ещё не отсырел.
Ты идёшь по земле, которая
приняла тебя в октябре
нестареющим юношей в шляпе.
Борода, однобортный пиджак
и ухмылка – как будто папины.
Руку на сердце положа,
всепрощаешь себя по-английски,
в полдне лета приюта ища, —
чтоб не сгинуть зимой замызганной, —
не попросишь уже прощать.
Ежедневьем – из вязьмы да в клязьму,
точно робич, стяжавший престол, —
разгонял словоблудий плясево
унаследованным перстом;
новых слов зажигательной смесью
и булатными бритвами рифм
выпестовывая созвездия, —
беззаветно огонь дарил.
Вдохновлённый, одухотворённый,
свежих песен мотивы мыча, —
остановками и перронами —
вопреки еженощи мчал.
