В кардионеврологическом корпусе их не пропустили дальше регистратуры – забрали принесенные вещи и дали от ворот поворот:
– Пациент в реанимации, туда нельзя. Нет, посидеть в коридоре тоже нельзя…
– Почему?! Что за идиотские правила?! – Бердянский так и нарывался на скандал, и Марии снова пришлось выступить в роли дипломата:
– Простите, он очень расстроен… А когда мы сможем навестить Андрея?
– Расстроен! Тут все расстроены! – хмыкнула строгая женщина в белом халате, сидящая за конторкой. – Это не повод себя неприлично вести!
– Простите… Так когда можно придти?
– После стабилизации состояния пациента. Вот как переведут в интенсивную терапию – приходите в часы посещений!
– А скоро его переведут?
– Это уж как Бог даст, девушка! Звоните, уточняйте состояние… – женщина шваркнула на стойку листок с телефоном справочной.
– Спасибо, вы нам очень помогли…
– Да что ты перед ней приседаешь! – вспылил Павел. – «Порядок» у них! Как же, порядок… Без денег они и пальцем для тебя не пошевелят! Зато стоит заплатить – как все чудесно меняется! И укольчик тебе лишний сделают, и сигарет принесут тайком, и в задницу поцелуют… И в реанимацию на самом деле можно, просто – плата по таксе!
– Нет, ну надо же, скандалист какой! – женщина поднялась со стула и протянула руку к «тревожной кнопке». – Тебе самому лечиться надо, в психиатричке! Девушка, давайте, уходите, и этого с собой заберите, пока я охрану не вызвала! Не мешайте работать!
– Да, да… конечно… Мы уже уходим, извините. – Мария не имела ни малейшего желания проводить в больнице даже лишнюю минуту и, поспешно спрятав листок с телефоном в карман, потащила Бердянского к выходу…
Женщина проводила их сердитым взглядом, остальные двое-трое посетителей, ставших невольными свидетелями инцидента, тоже осуждающе покачивали головами.
Марии было стыдно, зато Бердянскому – море по колено. Но стоило им оказаться на улице, где небо снова нахмурилось, и заморосил дождь, Павел сразу сник. Он выглядел таким несчастным – просто убитым – что у Марии язык не повернулся выговорить ему за дурацкое поведение… тем более, что ей сразу же ярко припомнился недавний поцелуй в машине. У нее даже губы заныли от желания немедленно повторить, и на сей раз не останавливаться на поцелуе…
«Стоп-стоп-стоп… Ты, Маша, окончательно рехнулась, поздравляю!» – она вздохнула и постаралась направить свои мысли к работе, к самым прозаическим и неприятным предметам, вроде предстоящей беседы с Вишняускасом по поводу прогула.
«Надо срочно позвонить, предупредить Илону, рассказать, что случилось… Может, мне повезет, и признают форс-мажор…» – перевела дыхание и, пользуясь тем, что они все еще стояли под козырьком подъезда, прячась от дождя, и стараясь говорить самым нейтральным тоном, обратилась к Бердянскому:
– Паш, у тебя ведь есть сотовый?.. Дай, пожалуйста… мне один звонок сделать, на работу, а то уволят ведь…
Вместо того, чтобы достать телефон, Павел повернулся к ней, взял за плечи и спросил:
– Выпить хочешь?
– Что?
– Давай вместе выпьем… Мне это сейчас надо. Правда.
«Тебе надо – ты и пей, а мне надо на работу!» – был бы самый правильный и достойный ответ, после чего следовало столкнуть руки Бердянского со своих плеч и гордым шагом двинуться к метро… Увы, Мария привыкла быть с собой честной, и понимала, что хочет вовсе не на работу, а быть с Павлом, и выпить, кстати, точно не помешает.
