– Ну да. Я сюда попала, а остальные – куда-то ещё.
– В такие же престижные? – засмеялась Аннушка. – Теперь по всем статьям… работаешь. Не только танцами денежки заколпачиваешь. Победительница…
– А вы не знаете, как тут обламывают? – возмутилась Таня. – Не знаете? Или с вами вежливо так побеседовали, объяснили, что сделают, если откажетесь? Или с родственниками…
– Да что вы раздухарились-то, несчастные? Вы ещё не видели, как обламывают по-настоящему, – миниатюрная красавица с рыжими локонами до пояса грациозно спрыгнула с камня, отбросила со лба светящуюся в луче солнечного света огненную прядь, поправила бретельки на купальнике, облилась холодной водой из медной чашки и присела на край мраморной скамьи.
– А ты, Сонька, что ли, видела? – спросила Аннушка. – Или как там тебя, Эсмеральда?
– А вот представь себе, видела! – ответила Сонька-Эсмеральда. – И не только видела, а… на собственной шкуре испытала!
– И где же?
– Не твоё дело! Много будешь знать…
– Ну чего ты… расскажи, Сонь, – попросила Таня. – Мы же не стесняемся о себе говорить… под настроение…
– Есть такое место. Я не знаю, где это, но нас туда долго везли. Сразу из аэропорта. Вот где настоящий ад! Там такое делают, что волосы дыбом! Так издеваются, что на всё согласишься! Арслан – просто ангел по сравнению с теми… мордоворотами, – в больших серых глазах девушки читалась такая боль, что спорить с ней никто не стал.
– А тебя как в тот «ад» занесло? – спросила Таня.
– Я никаких конкурсов не выигрывала и не влюблялась. К нам в Карелию в детский дом агенты приезжали… по трудоустройству. Сказали, что это такой социальный благотворительный проект. Специально для сирот. Для тех, у кого родителей совсем нет. У кого есть предки, даже лишённые родительских прав, тех не брали. Записывали желающих на профессиональную подготовку за границу осваивать кулинарное искусство разных стран. Оформление паспортов, дорога, проживание и обучение – всё бесплатно, но при одном условии – если потом два года будем работать на месте официантками. Тогда пятнадцать девочек записались. Сразу после выпуска нас пятерых в Турцию отправили, других – ещё куда-то…
Все слушали молча. Никогда Соня-Эсмеральда не рассказывала о себе так откровенно.
– Как только прилетели, доставили нас к одной тётке и сказали, что заниматься предстоит не поварским делом, а проституцией. Кто не согласен – тот едет дальше. Почти никто не согласился, ну, загрузили нас обратно в автобус и повезли в то место. А там такие люди… вернее, нелюди… издеваются, насилуют, избивают, унижают… дико просто… на глазах у всех! Наркотиками некоторых обкалывают. В общем, захочешь жить – на всё пойдёшь…
– И тебя наркотиками обкололи?
– Нет, – ответила Сонька, – мне руку сломали, – девушка показала предплечье, на котором розовел неровный шрам. – А когда я и на следующий день сопротивлялась, то… мне ту же руку сломали ещё раз. В другом месте.
– Ужас! – воскликнула Александра.
– Я сознание потеряла. Привели врача. Он сделал операцию, наложил гипс и посоветовал быть покорной. Сказал, что в таком случае больше шансов попасть в категорию элитных. «Лучше, – говорит, – сразу внушить доверие, а потом может попасться нормальный клиент, который поможет уехать домой. Главное сейчас – сохранить здоровье… а там…»
– Ну, тоже верно, – согласился кто-то.
– Пугал, что непокорных продают в самые дешёвые бордели, где приходится обслуживать десятки клиентов за день, – продолжила рассказ Соня, – и через несколько месяцев девушки чем-нибудь заболевают или просто изнашиваются и становятся непривлекательными. Тогда их выгоняют, и они умирают на улице от болезней и голода.
