Читать онлайн Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

Не день, не месяц и не год —

Всегда в Россию верить нужно.

А что касается невзгод,

Они уйдут, как псы, послушно.

Они сбегут в одном исподнем,

Гонимые бичом народным.

Николай Зиновьев

– Он немец! – войдя в спальню, проговорил сердито Федотов.

Спросонья Эльвира Николаевна не поняла, спросила, протирая глаза со следами вчерашней туши:

– Ты о ком?

– Козлов встречался с Графовым, и тот сказал, что основной язык у него немецкий, затем шведский и лишь потом английский, самый слабый. Сознался, что на переводчика он не тянет и добавил, что он им и не едет.

– Твою мать! – Эльвира Николаевна в сердцах сбросила с себя одеяло и села, спустив с кровати полные ноги. Её большая грушеобразная грудь, уставившаяся на мужа темными сосками, не казалась большой по сравнению с расплющенными о край кровати ляжками и предплечьями рук. Как всегда в постели, она была голая. – Надо что-то срочно делать, Владик. Мало того, что он старый, он еще и без языка. Такой он нам с тобой не нужен.

Федотов был настолько возбужден, что даже не остановил восхищенного взгляда на пышном теле жены.

– Мало того, что он немец, – продолжал он безжалостно для себя и нее, – он вдобавок еще и с гонором. Представляешь, он долго расспрашивал Козлова, разбираюсь ли я во внешней торговле и знаю ли я разницу между СИФом и КАФом.

– Что это такое? Ты знаешь эту разницу?

– Это такие условия поставки на экспорт. Их с десяток. Конечно, я в курсе. А если что и не знаю, то в любом справочнике можно о них прочитать. Ты же знаешь, что сейчас в моей работе здесь не это главное. И это главное я знаю. Для того сюда и приехал. И не ему ставить под сомнение мою готовность к этой работе. Я к ней готов, как никто другой в нынешней России. Но он еще и моим английским интересовался. Спросил Козлова с усмешкой, довел ли я его до совершенства за прошедшие не две недели, а три месяца после моего интервью перед отъездом сюда.

– И что Козлов ответил?

– Не знаю, что он ляпнул, на что Графов вот тут и сказал, что едет сюда не переводчиком.

– Надо любыми путями задержать его вылет хотя бы дней на десять. Мы за это время что-нибудь придумаем.

– Сейчас уже нельзя что-либо сделать, – возразил уныло Федотов. – Он оформлен, и кроме того, у нас нет существенных для кадров мотивов против него.

– Какие, к черту, мотивы? – взвизгнула она. – Главный мотив: не подходит нам. Через месяц – другой уедут все, и ты останешься с ним один на один. Ты ни слова по – английски, и он не переводчик. Кроме того, ты же сам говорил, что его тридцать лет во внешней торговле будут тебе, как кость в горле. А они есть, и ты все время будешь бояться их.

– Успокойся, дорогая. Я с тобой согласен, что тебе и мне нужен другой, но в данной ситуации я бессилен воспрепятствовать его вылету. Это исключено. Другое дело, проверить его на послушание, чтобы определиться в нашем к нему отношении.

– О чем ты говоришь? Он уже не послушный. – Она потянулась к сигаретам на тумбочке. – Подавая ей зажигалку, Федотов не удержался, подставил ладонь под одну из свисавших груш, словно пробуя на вес, и сдавил пальцами сосок, сразу ставший твердым. По ее телу пробежал ток, но она сделала вид, что не заметила. – Отношение к нему может быть только одно: непримиримость и создание для него невыносимых условий работы и быта с первого дня. Надо, чтобы он почувствовал это уже сейчас. Чтобы понял, кто мы и кто он. Звони Козлову, и пусть он передаст этому старику… нет, узнал его телефон, и ты сам лично прикажи ему отложить выезд минимум на десять дней под любым предлогом.

– Каким, например?

– Придумай. Ну, что его некому встретить, все в это время будут заняты, что нет гостиницы, все, что угодно. Скажи, чтобы летел с Козловым. Пусть понервничает, попсихует. А за это время мы обязательно что-нибудь придумаем. Иди, звони.

– Слушай, а может, его жена знает английский?

– Разбежался! – Эльвира Николаевна только сейчас отвела его руку. – Не читал анкету? В детсаду она работает. Английским у нее не пахнет.

– Последний анекдот и быстро бежим в метро.

Когда взрыв смеха стих и начали вставать из-за стола, Графов запротестовал:

– Куда? А последнюю на посошок?

На правах старшего прощальный тост произнес начальник Главка:

– Страна, куда вы едете, красивая, климат теплый. Остается пожелать вам хорошо там потрудиться, сразу влиться в коллектив торгдома, чтобы вас там также полюбили, как мы здесь, в чем мы не сомневаемся, зная вашу коммуникабельность и работоспособность. А если что, не расстраивайтесь, насколько я помню, через два года вам на пенсию, поэтому спокойно отдохните там, наберитесь побольше сил, а мы, разумеется, будем рады в любое время вновь принять вас в наш коллектив, если к тому времени мы еще сохранимся – прекрасно знаете, какое сейчас время. Но будем надеяться, что все будет хорошо. Мягкой вам посадки!

Особенно трогательно прощались с Ольгой Павловной: мужчины целовали ей руки, а женщины обнимали и целовали в щеку.

Графов обещал придти на работу еще завтра, но и его обнимали и целовали. Графовы пошли провожать гостей до станции метро. Там тоже долго не могли расстаться.

– Интересно бы знать, что нас ждет в этой красивой Австралии, – задумчиво проговорила Оля, когда они возвращались домой. – Сложатся ли у тебя там такие же теплые отношения, как на этой работе? Честно говоря, я не ожидала, что они тебя так любят. Просто поражена. Родных так не провожают.

– Оленька, там тоже все будет нормально, – обнимая жену, говорил Графов.

Увидев, что его уводит в сторону, она проговорила с укором:

– Тебе не стыдно? Как ты завтра заявишься в кадры и на работу в таком виде?

Едва они вошли в коридор, как зазвонил телефон. Трубку снял Графов.

– Добрый вечер, Федор Павлович, – услышал он басовитый мужской голос. – Не разбудил? Это Федотов, торгсоветник из Австралии.

Оля увидела, как у мужа округлились и заморгали глаза, словно он пытался что-то вспомнить.

– Здравствуйте, Вла.. вла.. дилен… Афанасьевич. Рад вас слышать. Вашу записку я получил и все по ней сделал.

– Окей. Но я не за этим звоню. Мне передали, что вы вылетаете послезавтра. Эта дата не совсем удобна для нас. Я бы попросил вас вылететь вместе с Козловым, то есть отсрочить вылет всего на десять дней, так нам будет легче вас встретить.

Хмель выскочила из головы Графова, и свой ответ он обдумывал довольно долго.

– Боюсь, это нелегко будет сделать, – наконец проговорил он, как можно, спокойнее, – очень трудно с билетами. На десятое июня я ожидал больше месяца. Перенос может затянуть вылет на столько же, если не на дольше.

– Ничего страшного, если прилетите через месяц.

Графову показалось, что эти слова вырвались у Федотова легко, как заветное желание, что тот и подтвердил, продолжая уговаривать:

– — У вас там сейчас лето в разгаре, июнь, а у нас зима, холод, позагорайте на Родине, отдохните, наберитесь сил.

– Извините, Владилен Афанасьевич, я ничего не понимаю. Как настаивали в кадрах, я должен был улететь еще в начале апреля сразу после вас, и очень нервничали сначала из-за визы, которую долго не давали, потом из-за билетов. И если будет еще и эта отсрочка на месяц, они этого не поймут. Я тоже, извините, не все понимаю. По приказу я уже уволен из главка, на моем месте сидит другой человек. Да и в личном плане перенос на месяц создаст большие неудобства для нашей семьи.

Графов замолчал, молчала и трубка. Не дождавшись реакции, он спросил в упор:

– Это действительно так необходимо? Чем это вызвано?

– Да нет, что-нибудь придумаем, – увильнул от ответа торгсоветник. – Это просьба, по возможности.

– Хорошо, я передам о ней в кадры. Но уверен, что они будут категорически против.

– Передавать не обязательно, но об этой моей личной просьбе вы все-таки хорошенько подумайте, – сказал Федотов, как показалось Графову, со значением. – До свидания, Федор Павлович.

– До встречи, Владилен Афанасьевич.

Услышав гудки, Графов еще долго не клал трубку, постукивая ею по руке.

– Ну и ну, – проговорил он, выдохнув воздух. – Ничего не понимаю. Идиотизм какой-то.

Стоявшая рядом Оля спросила нетерпеливо и обеспокоенно:

– Что он хочет?

– Хочет, чтобы мы вылетели вместе с Козловым через десять дней. Когда я возразил, что билет достану лишь через месяц, он, как мне показалось, обрадовался этому.

– Но ты же объяснил, что тебя уже уволили.

– Кажется, только после этого он что-то понял. Вот только я не пойму, к чему ему все это. Ясно, что химичит, а смысл никак не ухвачу. Но хватит об этом. Все, Оленька, будет хорошо. Давай мыть посуду.

– Ты сообщишь об этом в кадры?

– Обязательно скажу, потому что это чушь собачья. Уверен, что кадры пошлют его подальше и отправят повторно телекс, чтобы нас встретили в аэропорту Сиднея. Пусть только попробует не встретить. Из Канберры не приедут, обязательно встретят из консульства. Поживем в их гостинице, покажу тебе достопримечательности Сиднея. Если не забыла, я там был до Канады.

– Конечно, помню. Ты оттуда прислал открытку театра с витиеватой крышей.

– Теперь сама увидишь эту редкую крышу Сидней Опера Хаус.

– Ты говорил, он работал в правительстве. Что-то я такую фамилию не помню.

– Да и я по работе о нем не имел представления, так как до распада СССР он работал не в союзном правительстве, а республиканском, с которым мы не имели дел. А до назначения торгсоветником он работал у вице-президента Руцкого. Он на три года моложе меня, видно, шансов у него там подняться не было, и решил пожить до пенсии в неплохой, а главное, в спокойной стране. В принципе, как и я. Разница между нами в том, что я коренной внешторговец и еду в Австралию продолжать работать, а что он будет там делать, не знаю. Это может стать между нами нестыковкой. А может, уже и встало, судя по этому звонку.

– Я тоже об этом подумала. А что ты знаешь о его жене?

Графов вспомнил свой разговор с корреспондентом телевидения Сашей за стойкой бара на приеме в посольстве Австралии неделю назад. Узнав, что Графов едет работать в торгдом в Канберре, Саша уставился на него уже не трезвыми глазами и вдруг громко заржал, выставив на показ длинные прокуренные зубы.

– Тебе, старик, крупно повезло, – проговорил он, отсмеявшись, с ехидцей. – А посему мой тебе добрый совет туда не лететь, все равно она тебя сожрет.

– Кто она?

– Эльвира, жена торгсоветника. Не он, а она будет вами править. Это стерва высшей пробы. Ты ей не подойдешь ни по каким параметрам. Не только потому, что ростом не вышел и старый. Она любит только больших членов правительства и, – он поднял указательный палец, – большие члены.

Графов мало что понял, спросил раздраженно:

– Говори прямо, без загадок. Какое отношение она имела к правительству?

– Одно время она там имела решающее влияние.

– Каким образом?

– У нее были близкие, – Саша ухмыльнулся, – отношения с председателем правительства Семиным.

– Мало ли что было когда-то, главное, кто она сейчас. А сейчас она жена торгсоветника или обычная баба.

– Э, нет! – потряс пальцем перед носом Графова Саша. – Ты тут, старик, глубоко ошибаешься. Семин, у которого она работала секретарем администрации, и который заделал ей ребенка двенадцать лет назад, будет опекать их, пока останется во властных структурах. Он в фаворе у Ельцина и продолжает иметь вес. Это он сосватал ей в мужья Федотова, сделал его своим замом и отправил торгсоветником в Австралию. Так что знай, что не Федотов привез ее туда, а она его, и править вами будет не он, а она. И тут работникам торгдома не позавидуешь. Привыкшая командовать министрами, вас она сделает рабами.