— Проблемы у Асеньки начались практически сразу после рождения, вот только врачи длительное время не могли установить диагноз. Девочка росла слабенькой, но никогда не была такой, как сейчас. Даже не представляю, что испытывает её отец каждый раз, когда у неё начинаются приступы и заболевание обостряется.
Я молча пожёвываю губами и делаю глоток чая.
Багрянскому тяжело сейчас.
Возможно, судьба наказала его слишком сурово за эту измену. Это очень больно — смотреть, как умирает твой ребёнок и не иметь возможности как-то повлиять на ситуацию…
— Да, это сложно… Но мы сделаем всё возможное, чтобы спасти девочку.
— У вас слишком большое сердце, Татьяна, раз вы согласились родить ребёнка ради спасения племянницы! А у вас есть дети?
Я начинаю задыхаться и кошусь на закрытое окно. Разговор с женщиной сильно смущает меня, травмирует и без того слишком ослабленные нервные клетки. Я радуюсь, когда на кухню входит Демьян. Он несколько секунд выжидающе смотрит на меня, словно готовится сказать что-то очень плохое.
— Как Ася? — спрашиваю, переступив через собственные чувства и то, что узнала новые факты о нём — на его рабочем столе стоит фотография со свадьбы с Аней…
— Хотелось бы сказать, что всё хорошо, но нет… У неё началось обострение. Пока не понимаю толком, то самое… Или дочь просто простудилась. Доктор приедет завтра, сейчас нет показаний для госпитализации Аси. Она сказала, что очень хотела увидеться с тобой…
Какое-то время я думаю — нужно ли мне это, но я хочу поддержать девочку, хочу, чтобы она знала, что не одинока. Не просто так ведь я приехала сюда. Поднимаюсь на ноги, благодарю Юлию Сергеевну за чай и иду следом за Багрянским, чувствуя, что внутри так и кипит спросить, зачем держит на столе свадебное фото с Анной, если ему не понравилось с ней, и она подставила его. Вот только приходится кусать язык и не позволять себе говорить на эту тему. Не то сейчас время.
— Она не знает, что ты здесь, поэтому это станет для Аси сюрпризом! — зачем-то говорит Багрянский, а я киваю. Не знаю, что тут можно добавить: похвалить его за то, что не попытался манипулировать больной дочерью и говорить, что она зовёт меня, потому что он проболтался, что я в их доме?
Мысли путаются, а когда я захожу в комнату девочки, пропахшую медикаментами, сердце тут же замирает.
— Ася? — негромко зову я, и она испуганно оборачивается в мою сторону, вздрагивает, а затем улыбается.
Она лежит в кроватке, прижимая к себе зайчика, подаренного мной.
— Ты приехала ко мне в гости! — лепечет девочка.
— Приехала! Как ты?
— Я забочусь о твоём зайке! Мы с ним подружились! Это теперь мой лучший друг.
Я поджимаю губы, подавляю внутри себя эмоции и стараюсь не пускать наружу слёзы, которые так и рвутся при виде больной бледной девочки, рядом с которой уже точит свою косу мифическая старуха. Тяжело вздохнув, обрабатываю руки антисептиком, стоящим на тумбочке, прохожу к кровати и присаживаюсь рядом.
— А это у нас что? Книга сказок? Давай почитаем вместе? — улыбаюсь я сквозь боль.
— Ты мне, правда, почитаешь? — оживляется Ася.
— Конечно! А ты ещё не умеешь читать?
— Умею, но мне больше нравится, когда мне кто-то читает или рассказывает! Когда я слышу чей-то голос, я точно знаю, что ещё не умерла.
Девочка говорит как взрослая, а её слова бередят в сердце сильнейшую рану. Я захлёбываюсь накатывающей болью, киваю, выдавливаю улыбку и открываю книгу на первой попавшейся сказке.
