А я наедался, наедался, наедался абрикосов и груш. И потом… Да, это было неизбежно… Потом у меня расстраивался желудок.
И несколько дней потом уходили у меня на восстановление здоровья…
Потом я ещё не раз приезжал в гости к бабушке, и история повторялась…
Днепр… Днiпро…
Великую реку в Карнауховке, как божество, не называли по имени. Когда шли купаться, то говорили – «пішли до берега».
И, действительно, как можно идти купаться к целой реке, когда пользоваться предполагалось всего одной её капелькой? Которая тут – у берега. И у берега всякое было дно. То – песочек. А то приходилось пробираться по «муляцi»…
И вот – ещё одно удивление. То, что у Днепра казалось противоположным берегом, оказалось совсем не берегом, а – островом. А за этим островом – остров ещё. И только где-то там, вдалеке – основное течение. Где мог уже кататься на деревянной яхте Тарас Бульба и выбрасывать за борт восточных красавиц.
И уже не деревянные лодки и корабли, а многотонные баржи, теплоходы проплывали по глубоководному Днепру. «Ракеты» и «Метеоры» на подводных крыльях…
На лодке мы проплывали к островам.
Это сказка, чудо и фантастика! Среди тишины и мелководья – деревья. Венеция без домов. Только вода и деревья. Вода прозрачная, видно песок и водоросли. Мелких рыбок. Аквариум под лодкой. А над головой – густая листва, где задержалось солнце. И ярко-зелёная крыша, которая светилась, пропуская сквозь ветки золотые лучики солнца.
Там же – в просветы листвы можно было увидеть голубое-голубое небо…
На Днепре я научился плавать…
И попал я ещё на Днiпро в более старшем уже возрасте. Наверное, было мне уже за двадцать.
И взял меня с собой покататься на лодке по Днiпру муж маминой фронтовой подруги, Марии, дядя Володя Хлобузов.
И я увидел ещё другой Днепр.
Сплошные заросли высокого камыша среди днепровских островов. И среди них улицы-коридоры, по которым с большой скоростью проносились моторные лодки. Ощущения незабываемые…
А ещё на Украине (в) жили украинцы.
Они разговаривали на языке, на котором у нас в Казахстане мама и песни пела, и читала отрывки из «Кобзаря»: «І незчулась, як зуспіли Дніпрові дівчата – Та до неї, ухопили, Та й ну з нею гратись, Радісінькі, що піймали, Грались, лоскотали…». Из учебника физики: «На тіло, занурене в рідину, діє підйомна сила, спрямована вгору…».
И попросила меня бабушка сходить к соседке и попросить «олії». Дала бутылочку. Я пошёл. И другой бабушке, соседке, слово в слово так и повторил: «олії», мол, нам нужно…
Так узнал, что «олiя» – это масло. Пахучее, подсолнечное.
А чердак по-украински назывался «горище». Много незабываемых часов я провёл в середине шестидесятых у бабушки на «горище». Случайно среди старых книг я нашёл «избранное» Джека Лондона. Первым рассказом там был «Мексиканец». И – всё. Джек Лондон меня захватил. Томик был мной с жадностью прочитан от одной потрёпанной корки до другой. Там, у бабушки Тани, на «горище».
Совершенно особенными показались у украинцев застолья. Неожиданно вдруг – начинали петь. Один… к нему присоединялся другой… Так же естественно, как разговаривают, украинцы переходили к пению. Тут же, за столом, на несколько голосов. Задушевно, так, что пощипывало в глазах…
И как это можно так?..
Когда в Актюбинске появилась пластинка с трио Маренич, она была заслушана моими родителями до дыр.
В Казахстане у нас не пели.
В нашем посёлке ссыльных немцев, молдаван, татар петь как-то было не принято. Да и вообще – громко разговаривать.
