Дверь открывается, в палату входит Богдан в белом халате. На лице улыбка, взгляд спрятан за стёклами прямоугольных очков. Я вздрагиваю. Он закрывает дверь.
— Добрый вечер, Оксана. Рад тебя видеть снова.
Фраза звучит странно. Будто ему нравится, когда мне плохо. Ведь когда мне плохо, я оказываюсь здесь.
— Это тот же день?
Здесь нет часов, окно подсказывает, что время к семи-восьми вечера. Прошло так мало с того момента, как я пришла в гости к Маше?
Богдан отрицательно ведёт головой. Подходит ближе и садится на кровать мне в ноги. Я бы предпочла, чтобы он держался на большем расстоянии.
Он никогда мне не нравился. А потом сын умер от пневмонии. Богдан не педиатр, он не лечил его непосредственно, но был рядом. Успокаивал нас. Я знаю, это несправедливо, его вины тут нет, но мне даже смотреть в его лицо неприятно. Сразу вспоминаю, как он смеялся над моими волнениями.
Что может случиться?
Вмиг вылечим…
Через пару дней домой отправим.
И так каждый раз.
Знаю, он хотел успокоить, не говорить же правду было. Может быть, Богдан даже всерьёз строил положительные прогнозы. Но я не могу воспринимать его голос иначе, чем скрежет когтей по стеклу. И вот — меня снова передёргивает.
— Следующий. Твоё состояние было очень истощённым. Что странно, ты даже поправилась с нашей прошлой встречи, — он ухмыляется. — Щёчки появились. Ставили тебе несколько капельниц, ты… спала. Как себя чувствуешь?
Хочется ответить, что хуже ещё никогда не было. Но тут же вспоминаю, что было. Было. Никакое предательство не сравнится со смертью Сая. Поэтому улыбаюсь через силу и говорю:
— Лучше. Хорошо даже. Когда отпустишь меня?
Богдан кладёт горячую, огромную ладонь на мою лодыжку под тонким одеялом. Ничего такого, но я дёргаюсь.
— Убери, — не выдерживаю.
Неприятно настолько, что почти больно.
Он хмыкает, в карих глазах есть что-то завлекающе-опасное, будто бы липкое.
— Это из-за Дамирки ты такая дёрганная и бледная? Нервный срыв? Что ж… понимаю.
Я закрываю лицо ладонями. Качаю головой, уже даже не обращая внимания на боль.
— Ты знал, так?
— О чём? — Богдан делает вид, что вообще не понимает, как я здесь оказалась.
— О том, что Алёна — дочь Дамира, — выпаливаю. Произнести это спокойно, медленно не смогла бы. Лучше срывать пластырь резко.
— Ах, об этом… — он усмехается и запускает пальцы в густые чёрные, как смоль, волосы. — Ну да, знал. Но это ваше дело, Оксан.
Руки падают бессильно. Я разглядываю его напряжённо несколько мгновений. Затем киваю. Это неприятно. Мерзко. Но Богдан — друг Дамира. А я даже общаться с ним не хотела. Ничего удивительного, что он мне не рассказал. В конце концов, я всего лишь женщина его почти что брата. Точнее — одна из его женщин.
Ну и всё. Вопрос закрыт. Ничего больше знать об этом не хочу.
— Ты снял мой приступ. Я могу уйти? Вызову такси. Хочу домой.
— Пусть тебя Богдан забирает. Но я бы всё-таки советовал задержаться. И если ещё раз такое случится — мне придётся принять меры.
Мне уже всё равно. Но почему-то на автомате переспрашиваю шёпотом:
— Меры?
Он кивает и с большой охоткой начинает объяснять, проведя ладонью по моей ноге:
— Год прошёл, Ксюша. Я видел разное горе. Старые матери сходят с ума, оставшись в одиночестве… Закрываются в себе. Перестают жить, продолжая жить. Понимаешь, о чём я? Но ты-то молодая женщина. Красивая, умная. И всё-то у тебя есть. А муж какой? Продюсер, деньги есть, красивый, влиятельный. Тебе и стараться не надо особо — только радуй его и всё. В этом долг женщины. А ты что?
