– Если бы я не видела вас сразу после рождения, – с ласковой улыбкой сочувственно говорила Берга, – то вполне могла подумать, что вы родом с Севера, так плохо вы переносите духоту, госпожа. Видимо, вас сразу после появления на свет подменили злые духи: не зря же ваша кожа бела, как вечные снега в горах.
Мария на это лишь нечленораздельно мычала и отползала в купальню, чтобы в очередной раз хоть немного освежиться и остудить изнывающее от пекла тело. Что ей ответить горничной? Что она привыкла к другому климату, в котором чередовались четыре сезона, а не два?
Изнуряющее пекло в сухой период и невыносимая влажная духота с кучей кровососущих насекомых в сезон дождей – вот чем был Юг в новом мире Маши. И она порой малодушно умоляла Бергу прибить её, чтобы она так не мучилась. Служанка смеялась, приносила громадное опахало и обмахивала Машу, позволяя ей ненадолго забыться дневным сном.
Но стоило солнцу склониться к горизонту, и округа оживала. Окна-двери распахивались настежь, чтобы уловить малейшие потоки свежего бриза. Люди весело гомонили и возвращались к делам. Приободрялась и Мария: омывшись и переодевшись, отправлялась за новой порцией знаний.
Однако сегодняшний день ей напомнил о том, что это собака укусила Павлова и забыла, а Павлов ничего не забывал.
Сунув ноги в тапочки, Маша вскрикнула от боли и поспешила выдернуть их обратно. По её ступням из-за впившихся в ступни осколков стекла текла кровь. Само собой стекло в обувь попасть не могло: она ничего не разбивала. Да и до сиесты Маша вполне спокойно проходила в этих туфельках, неиспытывая какого-либо дискомфорта. А это значило, что злоумышленник пробрался в её покои, пока она спала. Всё-таки слуги стали мстить за проделки Мари! А она так старалась изменить впечатление о себе, была со всеми подчёркнуто вежливой и милой…
Видимо, и в этом мире существовали люди, которые воспитанность принимали за слабость. Что ж… Маше не раз приходилось быть не только доброй учительницей, но и злой мегерой, умеющей жёстко поставить на место как хулиганов, так и их родителей. Грустно, что такой момент наступил и в новой жизни.
Она дёрнула шнурок, призывая Бергу. Она побледнела и запричитала при виде алых полос на ногах госпожи. Кинулась было за лекарем (Каффер уже несколько дней как вернулся в усадьбу), но Маша её остановила. По взгляду горничной она поняла, что битое стекло в туфлях её не удивило. Придав голосу грозные нотки, Маша заставила Бергу всё рассказать.
Оказалось, горничная давно уже находила в нарядах Маши, постели и в полотенцах воткнутые иголки и булавки. Если в одежде их нахождение можно было списать на забывчивость портнихи, то полотенца, подушки и матрац выдавали намеренные пакости. Берге не хотелось расстраивать и отвлекать от занятий госпожу, и она пыталась самостоятельно поймать злоумышленницу с поличным. Чтобы потом, когда вдоволь надаёт ей оплеух и лично выдерет ей космы, оттащить негодяйку к графу и всё рассказать.
На вопрос Маши, с чего она решила, что пакостит женщина, Берга пожала плечами:
– Иголки, стекло – это чисто женские штучки, госпожа. Мужчинам хода в ваши покои нет, если только это не господин Каффер или граф. К тому же раньше я не была уверена, где искать злоумышленницу: мне казалось, что вредит кто-то из прачек, возвращая одежду сразу с иглами, а в кровать втыкают, когда приносят сменное бельё. Я взяла на себя смелость запретить им входить в ваши покои, мол, отныне буду забирать бельё сама. Однако теперь, когда подсыпали стекло во время вашего дневного отдыха, могу точно сказать, что орудует горничная: она подсмотрела, что я вышла из ваших покоев отнести грязные вещи в стирку, проскользнула и…
