Один из жрецов подал Птолемею золотую ложку с курящимися благовониями и торжественно пояснил:
– Бог Тот олицетворяет божественный разум, который сотворил всю Вселенную. Он же – организатор мира, разогнавший первобытный мрак, и он же рассеивает потемки души, невежество и дурные мысли – вечных врагов человечества. Ибис – птица, прилетающая в Египет перед разливом Нила. Она знает и предвидит будущее.
Жрец произнес молитву.
Птолемей высоко взмахнул кадильницей и несколько раз низко поклонился богу Тоту.
Восторженные крики толпы приветствовали нового сатрапа, вступившего на землю Египта. Лица жрецов и номарха Сенмута озарили довольные улыбки.
Двенадцать нубийцев принесли носилки с балдахином, украшенным страусовыми перьями, и Птолемей направился во дворец номарха Сенмута, где в его честь был устроен пир.
Птолемей оценил щедрость номарха и обрадовался благожелательному отношению к нему египетской знати, – все немедленно откликались на каждый его жест и мгновенно исполняли всякое его желание.
Утром номарх предложил Птолемею и Филоклу сесть в носилки и в сопровождении большой свиты доставил знатных гостей в храм богини Исиды. Свита осталась в преддверии храма, а Птолемей поднялся на крышу пилона, откуда жрецы наблюдали за звездами. Сенмут лично показал Птолемею поля и виноградники, каналы и плотины.
Окрестности храма понравились Птолемею и, поблагодарив номарха за встречу и гостеприимство, он незамедлительно отправился в Мемфис.
В дороге, сидя напротив Филокла в носилках с балдахином, который везли мулы, Птолемей с досадой произнес:
– Клеомен не встретил нас. Значит, наше прибытие в Египет ему явно не по душе. Интересно, что сообщит он нам при встрече? Он же знает, что избежать объяснения с нами ему не удастся.
– Боюсь, придется убрать его с нашего пути, – задумчиво ответил Филокл.
В самом начале пианепсиона воды Нила достигли самого высокого уровня и начали заметно убывать. Вода в реке снова становилась прозрачной, но местность, по которой они следовали, была похожа на большой залив, густо усеянный островками. Вдали виднелись дома, окруженные садами и огородами. В садах собирали плоды тамариндов, финики и оливки. Деревья зацвели во второй раз.
Вокруг островков торчали журавли с ведрами, при помощи которых обнаженные меднокожие крестьяне в набедренных повязках и чепцах черпали воду из Нила и передавали ее все выше и выше в расположенные один над другим водоемы.
Сидя в носилках, Птолемей с интересом наблюдал за происходящим вокруг. Он невольно засмотрелся на египтянина, собирающего финики. Обвязав себя и гладкую, как колонна, пальму веревочной петлей, египтянин карабкался вверх, упираясь пятками в ствол, а всем корпусом откинувшись назад. Поднявшись немного, он подвигал петлю вверх и, рискуя свернуть себе шею, поднимался все выше и выше до самой вершины, увенчанной огромными листьями и гроздьями фиников.
В местах, где воды Нила уже спали, обнажив пространства черной вязкой земли, за узкой сохой, влекомой двумя мулами, шел пахарь, рядом с волами – погонщик с коротким кнутом, а за ним сеятель. Сеятель, увязая по щиколотку в иле, нес в переднике зерна пшеницы и разбрасывал их полными горстями.
– Это к удаче в новых начинаниях встретить на новой дороге сеятеля, – обрадовался Птолемей.
Ранним утром, когда город еще спал, свита Птолемея достигла границ первого нижнеегипетского нома. К правому берегу Нила подходили золотистые известняковые утесы, а слева, в огромной долине, раскинулся Мемфис – древнейшая столица Египта. Величественные храмы и дворцы знати поражали своим великолепием и грандиозными размерами.
