Никто из женщин, которых девушка знала, ни разу не пожаловалась на усталость в декрете. Нет. Все были полны сил и энергии, у каждой получалось следить за бытом, за собой, при этом воспитывать детей и ублажать мужа. И Пэйдж искренне стремилась быть «такой же, как все». Вот только часто нервы давали сбой. Утром девушка вставала на час раньше, чтобы приготовить завтрак детям и мужу. Саймон уходил на работу, а Пэйдж отводила Роберта в садик, катя в одной руке коляску с Розой, а другой – крепко держа руку непослушного сына. Затем она гуляла с дочкой и спешила домой – готовить обед.
Когда Лиза спросила, почему Пэйдж готовит каждый день по несколько блюд, девушка ответила, что муж и дети едят только свежеприготовленные блюда. Когда она разогрела пасту на плите, Роберт выкинул тарелку с нетронутым ужином в помойное ведро. Объяснив это тем, что мужчина не захочет приходить домой после работы к разогретой еде или немытому полу.
Когда двухгодовалая Роза засыпала днем, Пэйдж спешила помыть полы и погладить постиранные вещи. После – на вторую прогулку с дочкой и забрать сына из садика. Потом – приготовление ужина, сюда же уборка в квартире и мытье посуды. А после того, как все легли спать, Пэйдж запиралась в ванной и тихо плакала.
Но она не жаловалась на свою жизнь. «Что еще нужно для женского счастья?», – говорила мать Пэйдж. И от своего гнева, девушке становилось не по себе. Пэйдж считала, что это с ней что-то не так. Она плохая мать, жена и хозяйка, это она сама виновата в том, что дает волю эмоциям. Разве у «настоящей хранительницы очага» будет желание плакать, жалеть себя и вообще уставать от домашних дел? Это ведь и есть «настоящее женское счастье».
Действительно, у Пэйдж было все, как казалось: любимый муж, который содержал всю семью, дети, собственная квартира… Глядя на ситуацию с Лизой и Гайлсом, Пэйдж говорила себе, что Саймон, – отличный отец и прекрасный муж. Он никогда не оскорблял ее и детей, не злоупотреблял алкоголем и уж тем более не поднимал на нее руку. Поэтому Пэйдж не могла да и не хотела жаловаться. Она и сама до конца не понимала, почему почти каждый вечер проводит в закрытой ванной со слезами. Единственная мысль, которая ей пришла в голову, когда за уборкой она нашла стопку художественных кисточек и несколько баночек с засохшей краской – она потеряла себя, как личность. Да, Пэйдж безумно любила мужа и детей, но она вдруг резко вспомнила, что и рисовать любила очень сильно. И как вообще она могла такое забыть?
Она отучилась в художественной школе, а после поступила на медика, потому что это одна из перспективных работ, как считала ее мать. Ей нравилось учиться. В университете, Пэйдж даже подрабатывала, продавая небольшие картины «на заказ». Но как только она вышла замуж и родила Роберта – ее жизнь круто изменилась и на первое место прочно встала семья. Пэйдж убрала далеко в ящик все, что напоминало ей о ее хобби – так было легче его забыть. К тому же, в декретной суете это сделать было не так уж и сложно.
– Да-да, я уже… – заколебалась Пэйдж, аккуратно вытягивая из рук Роберта мяч.
– Девушка, – к Пэйдж подбежала женщина с младенцем на руках, – это ваша дочь в красном комбинезоне? Она ест землю и…
Пэйдж рывком вырвала у Роберта мяч, сунув игрушку в руки ожидавшей ее женщины, а затем ринулась к Розе, которая уже шлепала ладошкой лужу. Послышался дикий визг. Пэйдж посадила чумазую дочь в коляску и, схватив за руку Роберта, поспешила уйти с площадки под осуждающий шепот матерей.
