От этих несправедливых мыслей терзавшие его угрызения совести не исчезли, а только усилились, и генерал почувствовал, что начинает мало-помалу раздражаться против человека, который в этот поздний час заманил его сюда. Другого времени и места не нашел, конспиратор хренов! Как же, олигарх, занятой человек! Он один на всем белом свете занят делом, а все остальные просто дурака валяют за казенный счет. Небось налоговая прижала или бандиты наехали, вот и вспомнил, что есть у него в силовых структурах свой человек. Пять лет ни слуху ни духу, и вдруг нате вам – нарисовался, хрен сотрешь!
Он снова прислушался к своей совести, но на сей раз та благоразумно помалкивала. Конечно, с Игорем Шапошниковым они съели на двоих не один пуд соли; конечно, фронтовое братство связывает людей покрепче кровных уз, но…
Там, в Афганистане, все они были зелеными мальчишками – вчерашние школьники, студенты, курсанты военных училищ, грубо вырванные из привычного течения беззаботной мирной жизни и брошенные в адское пекло никому не нужной войны с народом, который еще никому и никогда не удавалось победить. Такие вещи сплачивают, спору нет. Но время идет, и с тех пор его прошло уже столько, что на фоне пролетевших лет Афган превратился в мизерное яркое пятнышко, в искру, что мелькнула и пропала, оставив после себя только воспоминания. На протяжении десятилетий жизнь ломала их и гнула, каждого в свою сторону, и пресловутое фронтовое братство давно превратилось в тончайшую нить, в хрупкую скорлупу, хранящую внутри непознаваемые потемки чужой души. Настоящая дружба, как и любовь, рождается в юности; как и любовь, со временем она утрачивает пыл, перестает полыхать и буйствовать, как лесной пожар, превращаясь в сплав привычки, симпатии и уважения – без сомнения, драгоценный и весьма прочный, но начисто исключающий всякие безумства. Генерал ВДВ и крупный бизнесмен могут дружить, но сам черт не разберет, сколько в их отношениях дружбы, а сколько трезвого делового расчета. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что, будучи поставленным перед выбором между старой дружбой и своим высоким положением, любой из них трижды подумает, прежде чем предпочтет первое второму. И дело тут не в одном только эгоизме. Каждый из них давно не сам по себе, от каждого зависят судьбы и даже жизни множества других людей, и любой риск в такой ситуации должен быть сведен к минимуму.
Генерал Логинов знал, что, подслушав его мысли, очень многие назвали бы его старым бездушным циником. Дружба превыше всего – так принято считать, и мало кто отважится вслух оспорить это утверждение. Но на самом-то деле оно – не что иное, как один из лозунгов, которые умные люди тысячелетиями придумывали затем, чтобы ловчее вертеть миллионными массами доверчивого дурачья. «Дойчланд юбер аллес» – «Германия превыше всего», – объявили нацисты, и дурачье, напялив стальные каски, отправилось умирать и убивать. «Свобода или смерть», – твердили революционеры, и дурачье гибло на баррикадах, своими руками добывая себе полуголодное прозябание под властью жестоких диктаторов. «Любовь дороже жизни», – в незапамятные времена брякнул какой-то недоумок, и другие недоумки, которые еще не нюхали ни настоящей жизни, ни настоящей любви, режут себе вены, травятся и прыгают с крыш, не вспоминая при этом ни о Родине, которая превыше всего, ни о друзьях, ни о свободе, которую они могли бы добыть, затеяв еще какую-нибудь революцию.
