– Некогда, Ваня. У меня дело. Мне нужен человек. Постоять на васаре.
– Ты хочешь подломить магазин?
– Угадал.
– Вася. Я не тот человек. Если мы попадёмся, то у меня сорвётся командировка. Очень важное дело.
– Не дрейфь. Дело верное. Катюша, уговори его. Ты у меня в долгу.
– Ваня, сходи с ним. Постоишь. Дело пустяковое.
– Мне утром надо быть в Москве.
– Да будешь, будешь. Не тащить же мне Катю. У неё дочка.
– Ладно. Идём.
Они прошли по заснеженным улицам. Остановились возле сельского магазина. Подельники Василия сорвали замок и проникли внутрь. В это время появился милицейский наряд. Взломщиков взяли. Иван тоже угодил в участок. Ночь провёл в камере. Утром его вызвали на допрос.
– Как ты оказался в шайке? – задал вопрос следователь.
– Я случайно проходил мимо, ищу своего однополчанина.
– С Сахалина приехал? По какому делу?
– Мне надо быть утром в главке. Решаю строительный вопрос в нашем депо.
– Где остановился?
– Да нигде. Хотел остановиться у знакомого. Вместе лежали в одном госпитале. Да вот угодил.
– Когда приехал сюда?
– Да с последним пригородным.
– Покажи билет.
– Ой, билет, билет… Не дай бог выбросил… Билет… А, вот. Вроде бы он.
– Кого-нибудь знаешь из этих людей?
– Никого.
– В поезде кто-нибудь видел тебя?
– Да, один хромой, на деревянной культе. Он подсел в Михнево. А вышел перед Ступино.
– Ладно. Иди. Повезло тебе.
К вечеру он добрался до Москвы. Заночевал на вокзале в зале ожидания.
Утром позвонил на Грановского. Трубку поднял хозяин.
– Ты куда пропал, Иван?
– Извините, Лев Захарович. Вчера пришлось решать квартирный вопрос.
– Удалось?
– Почти.
– Приедешь?
– Да, я уже в вашем районе.
5
– Здравствуй, дорогой. А расскажи, как ты там живёшь на Сахалине?
– Да вот недавно оформил участок под строительство. Хочу поставить дом. Семья растёт.
– Чем занимаешься?
– Тружусь в паровозном депо. Мастером по ремонту.
– Ты перед войной изобрёл ветряной генератор. А сейчас что у тебя на очереди?
– Сейчас сделал проект круговорота.
– А ты что-то окончил?
– Да, после службы поступил на рабфак, а в середине тридцатых окончил. Больше не удалось. Везде мне ставили в упрёк старшего брата.
– Ваня, дорогой Иван Леонтьевич. Ты пострадал не только из-за брата, но и из-за себя самого. Ты же нигде, ни в одной анкете не указывал, что твой старший брат Виталий, портупей-юнкер, ушёл с Деникиным на Запад.
– Мне в революцию было-то всего ничего – семь лет. В начале Гражданской – восемь, в конце – десять-одиннадцать. Брат был старшим. Я просто не знал, где он и что делает.
– Ваня, но в тридцать четвёртом ты получал от него письмо из Парижа.
– Вообще-то письмо получала старшая сестра. Я не знал его почерка, не помнил его внешности. Кто писал, не знаю. Поэтому я ответа на это письмо не давал.
– Слава богу, догадался, что хотя бы этой глупости не совершил.
– В те годы я остался без родителей. Отца расстреляли какие-то военные. Я не различал, кто это были – красные или белые. Мать умерла позже. Я тогда стал беспризорным. В двадцать втором меня выловили и поместили в приют. После приюта я короткое время работал на железной дороге. Потом меня призвали на срочную службу. Под командованием Будённого громил басмачей в Туркестане. После демобилизации женился на такой же приютской. Опять работал на железной дороге. Потом война. Ранение. Госпиталь. Сахалин.
– Семья большая?
– Две дочки и пятеро пацанов.
– Ого. Ну, ты крепок.
