Никольский издает рык, матерясь. Он откатывается в сторону, освобождая меня. Я тут же вскакиваю с кровати и, не глядя, бросаюсь к двери.
— До крови! — выкрикивает мне в спину Никольский сквозь смех. — Ты цапнула меня до крови!
4. Глава 4
Я вылетаю в коридор. Сама не понимаю, куда иду, обжигающие эмоции бурлят внутри. Я сворачиваю к лестнице, потом еще куда-то, полагаясь на слепую интуицию, и вскоре нахожу выход на задний двор.
Тут свежий вечерний воздух и простор, который открывает вид на парк с фонарями. К счастью, они светят тускло и не бьют по глазам. Я и так зажмуриваюсь, когда подхожу к ограждению. Я злюсь от собственного бессилия и не знаю, что мне делать дальше. Сжимаю пальцами прохладный каменный поручень и пытаюсь отогнать от себя идиотские шуточки Никольского.
Кем он себя возомнил?!
Что вообще происходит в его больной голове?!
Зачем он так?
И он будет продолжать, да?
Пока не наиграется с новой игрушкой…
— Ай! — я зло вскрикиваю, чувствуя прикосновение.
Чья-то крепкая ладонь бесцеремонно обжигает плечо. Я разворачиваюсь рывком и едва контролирую себя, чтобы не добавить пару ласковых вдогонку.
— Чего шумишь?
Я узнаю его голос — низкий породистый баритон, в котором в равной пропорции смешаны грубость и небрежность. Именно этим баритоном мне совсем недавно было сообщено, что он мой телохранитель и что мне лучше ничего не знать о нем.
— А зачем ты трогаешь меня?! — срываюсь, хотя на его волевом лице буквально написано, что этому мужлану грубить нельзя.
Но сейчас мне плевать!
— Зачем сразу тянуть руки и хватать?! Вот объясни мне?! Что это за привычки такие у мужиков?! Кто вас этому научил?!
Он щурится.
А я часто дышу и смотрю на него с вызовом. Я впервые отчетливо вижу этого Смирнова: на мне очки и я могу разглядеть его внешность в деталях. Он массивный и брутальный, словно природа вздумала сотворить образец маскулинности. У него даже челюсть квадратная, а глаза темные, обрамленные черными длинными ресницами. Следом я замечаю, что на его мощную шею наползает татуировка, которую скрывает темная футболка. Сверху Смирнов набросил темно-синий пиджак, из нагрудного кармана торчит рация и пачка сигарет.
— Молчишь? Сказать нечего? — Без ответных реплик становится неинтересно, мой злой всплеск выцветает на глазах, не получая подпитки.
— Кое-что есть. — Он кивает, указывая на мои ноги. — Твоя юбка.
— Что “моя юбка”?!
— Сбилась.
Я резко опускаю голову и судорожно выдыхаю. Я совсем забыла привести себя в порядок после кульбитов в кровати с Никольским. Просто ужасно… В таком виде только разговаривать о нравственном падении современных девушек. Мне становится стыдно. Я дергаю короткую юбку назад, попутно возвращая боковые швы на место, а потом прохожусь ладонями по блузке.
— Что стряслось? — спрашивает Смирнов серьезно.
— Ничего. — Я отворачиваюсь от него, чтобы видеть парк, а не его испытующий взгляд.
Через секунду щелкает зажигалка. Он отходит от меня и становится так, чтобы ветер уносил дым в другую сторону.
— Возьми, пока не пропах.
Я оборачиваюсь на его голос и вижу, как мужчина протягивает мне свой пиджак на вытянутой руке.
— А до этого вы не курили в нем?
— Вы? — он усмехается. — Вот это ты скачешь с одного на другое.
— Я успокоилась. Я и с Никольским на нервах начала на “ты” общаться.
— Так дело в нем?
Я чувствую, что меня поймали, и запоздало прикусываю язык. Смирнов же зажимает сигарету зубами и уверенно приближается ко мне. Он накидывает пиджак на мои плечи, после чего снова отдаляется.
