Спекулятивный реализм: введение - страница 5

Здесь есть полновесная метафизика становления и торможения Природы в исполнении Гранта, утонченная, картезианская по стилю и духу аргументация Мейясу, отдающая реальность на откуп математике, космический нигилизм Брассье, замешанный на естественнонаучной онтологии, и попытка собрать из элементов феноменологии не данную ни в чьем опыте онтологию объектов, предпринятая Харманом. Отчасти за счет этого разнообразия спекулятивному реализму удалось собрать внушительную и не менее разнообразную аудиторию как в философском сообществе, так и за его пределами (особенно в социальных науках и в современном искусстве). Эти проекты различаются методами работы, концептуальными ориентирами, результатами. Не будь объединяющего воркшопа в Голдсмитсе весной 2007 года, случайно породившего обобщающее название, вполне возможно, что впоследствии их не объединяло бы ничего, кроме общения.

Тем не менее, в самом названии течения имеются ориентиры, размечающие направление движения прочь от современной посткантовской философии. Харман отмечает:

Все четверо действительно понимают реализм по-разному, хотя и признают существование мира, независимого от человеческого сознания. Так, Мейясу утверждает реальность как поддающуюся прямому постижению с помощью математических инструментов[22]. У Брассье между мышлением и бытием нет изоморфности вроде той, что предполагается Мейясу и большинством научных реалистов. «Мышлению не гарантирован доступ к бытию; бытие не является чем-то по сути своей мыслимым. У познания нет иного доступа к реальности, кроме понятия. Однако само реальное не следует путать с понятиями, с помощью которых мы познаем его. Фундаментальная проблема философии в том и заключается, чтобы примирить эти два тезиса»[23]. В конечном итоге Брассье отдает доступ к реальности на откуп естественным наукам. Харман, хотя и соглашается с Брассье по поводу невозможности прямого постижения реальности в-себе, отказывает наукам в познавательном приоритете[24] и описывает пористую реальность изымающих себя из отношений друг с другом разнородных объектов. Грант в противовес физике эмпирической разворачивает спекулятивную физику – картину становления бестелесной виртуальной природы, природы аттракторов и фазовых пространств. Он развивает идеалистическую позицию, однако так переистолковывает смысл понятия «идеализм», что тот сближается с реализмом. Если Харман и Брассье, хотя и по-разному, удерживают критическое разделение между реальностью и ее образом или понятием, то Мейясу и Грант его схлопывают – опять же по-разному.

Едва ли можно представить себе более разные онтологии: математическая, естественнонаучная, делёзианско-шеллингианская и формальная онтология объектов, собранная из фрагментов феноменологии. Брассье сводит реальность к естественнонаучным объектам, а в плоских онтологиях Гранта и Хармана существует все – от электронов до Черного Плаща, от языческих божеств до климата.

Критерий спекуляции также несколько расплывчат. Помимо того, что нет содержательного определения спекуляции, сложно выделить какой-либо случай спекуляции как образцовый. Между спекулятивными реалистами возникают серьезные разногласия по поводу того, как строить философию