– Значит, не продашь, мне шкатулку? Ну, тогда заточу я тебя в темницу. Буду держать до той поры, пока не надумаешь мне продать.
Заточили слуги барина Егора в темницу. Бросили на сырой пол. Да следом двери заперли.
Сидит Егор в темнице, только луч света в маленькое окошечко попадает. Вдруг из норы крыса появляется. Смотрит она на него жалобными глазами, усами шевелит. Пожалел Егор её, достал последний кусок хлеба. Отломил половину и ей подал. Крыса схватила кусок, да в нору. Через минуту снова прибежала и опять на Егора смотрит, усами шевелит. Дал теперь Егорка крысе картошку. Схватила крыса картошку и снова утащила в нору. Сидит Егор ест лук, солью посыпает, и плачет.
– Что ты плачешь, добрый молодец? – спрашивает крыса человечьим голосом.
– А как мне не плакать. Пошел я дело свое искать. Хотел стать великим мастером, чтобы промыслом на жизнь свою зарабатывать. Да вот горб себе нажил, да в темницу попал. Барин меня до тех пор заточил, пока я ему шкатулку не продам.
– Какую шкатулку, – спросила крыса удивленно.
Егор достал из торбы шкатулку и показывает.
– Да, добрый молодец, не видеть тебе света божьего до конца дней твоих. А ты продай – это же безделица деревянная и жизни твоей не стоит!
– Нет, не продам, – сказал Егор. – Мать наказывала хранить пуще своего сердца. Видно придется мне всю жизнь в этой темнице теперь просидеть.
– Не печалься и не кручинься. Нет худа без добра, а добра без худа! Сделай такую же и продай её барину, ты же сможешь. Он тебя домой отпустит, – сказала крыса.
– Не умею я, – ответил Егор и заплакал пуще прежнего.
– Не переживай так. Коль спас ты меня и моих деток от голодной смерти, подарю я тебе добрый молодец нож волшебный. Как скажешь заветные слова, он тебе поможет, любую вещ вырезать. Любой узор создать. Только учти – его в руках удержать надо!
Притащила крыса из норы раскладной нож. Егор взял его в руки, и хотел было сказать с Богом, но промолчал.
– А что заветные слова узнать не хочешь, – спросила крыса.
– Я их знаю, – ответил Егор улыбаясь.
– Ну, тогда с Богом, – сказала крыса и исчезла в норе.
В этот миг двери загрохотали и в темницу, где сидел Егор, вошла дочь барина Меланья.
– Как спалось тебе добрый молодец, – спросила она и, развернув рушник, положила перед ним хлеб, сыр, кусок мяса, да стакан молока. – Батенька велел покормить тебя, чтобы ты добрый молодец, от голода не умер.
– Меня матушка Егоркой кликала, – сказал он. – За что папенька твой меня в казематы холодные заточил? Я же не преступник.
– Уж больно Егор, папеньке твоя солонка в душу запала. Говорит подарок царский, такой можно и королеве подарить. И дочери как подарок свадебный, чтобы она драгоценности да кольца с серьгами хранить в ней могла.
– Эх, мне бы дерева кусок. Я бы папеньке твоему, новую шкатулку сделал. Авось получится у меня?
– А сумеешь, – спросила Меланья и ласково улыбнулась.
– А если не делать ничего, так ничего и не получится. Попробую, чай за это папенька твой казнить меня не станет.
Ушла девушка, оставив Егорку в одиночестве. А крыса тут как тут.
– Что девчонка хотела?
– Еду принесла, – сказал Егорка.
– Хлеба дашь?
Отломил ей Егор хлеба, а сам чуть не плачет. Слезы рукавом вытирает.
– Что не весел добрый молодец, – спросила крыса.
– Как мне веселиться, если я ни разу не пробовал в руках ножик держать. Я ничего делать не умею.
– Не кручинься, – говорит крыса. – Когда к делу приступишь, тогда и узнаешь, к чему твое сердце тягу имеет.
