– Ну, с Богом!
Ножик, словно невесомый – словно перо птицы, заскользил по дереву, оставляя за собой гладкий до блеска срез. Каждый завиток, каждый узор, представленный им в голове, тут же выходил на шкатулке, вплетаясь в уже готовые вензеля.
За работой совсем не заметил, как и день закончился. Сказав инструменту спасибо, он аккуратно сложил его в торбу и чисто вымел темницу, чтобы крысе делать было нечего. Не успел Егорка поужинать тем, что принесла Меланья, как тут же вновь появилась крыса.
– Что делаешь, – спросила она, шевеля усами.
– Ужинаю, а потом спать буду ложиться.
– А хлеба мне дашь?
– А как же не дать, ты же тварь божья, с тобой не грех и поделиться, – сказал Егор и отломил от краюхи половину. Крыса схватила, да в нору спряталась. Поел добрый молодец, молоком запил, да спать лег. А ночью снится ему сон, будто вместо горба у него крылья выросли, и летит он над землей и сморит, как мастера дело свое делают. Влетел в мастерскую да присел в уголке, чтобы видеть, как мастер нож держит. Так и прошла ночь, а на утро достал Егорка ножик да давай резать шкатулку, как во сне видел. Стружка тоненькая, словно соломка из – под лезвия выходит, а по тому месту, где нож прошел, стал узор появляться прозрачный, словно зимой на стекле. Да такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Утром к Егору Меланья пожаловала. Принесла хлеб, кашу, молоко.
– Утро доброе, – говорит девушка.
– Это для тебя оно доброе, а для меня нет! Я же в темнице сижу и света божьего не вижу.
– А ты продай, папане шкатулку, он тебя и выпустит, – сказала девушка улыбаясь. – Может и меня тебе в жены отдаст?
– Не продам! Лучше я здесь зачахну, чем против воли матушки своей пойду, – ответил Егорка.
– Ну как знаешь, – ответила Меланья, и, поцеловав Егорку в щеку, скрылась.
Добра молодца, будто кто по щеке ладонью ударил. В том месте, где девушка губами прикоснулась, щека стала горячая и покраснела от прилива крови. Сердце забилось, и он почувствовал, как внутри него воздушные пузырьки лопаться стали.
– Что влюбился, – спросила крыса. – Дочка хозяина девушка работящая и папенька в ней души не чает. Очень красивые картины рисует. Хочешь, я тебе принесу. Посмотришь, как у неё это получается.
– Хочу, – ответил Егор, и вновь взяв в руки ножик, приступил резать шкатулку. –Карандаш поищи, мне для дела нужен.
Крыса скрылась, но уже через час вернулась, притащив за собой картину, скрученную в трубочку, да обломок карандаша. Развернул Егор рулончик и дар речи потерял. Там на холсте красовался его портрет. Он как живой смотрел на Егора и в этот миг он почувствовал, что девушка влюбилась в него. Его осенило. И понял он, как надо ему последнюю сторону шкатулки резать. И стал он карандашом портрет Меланьи рисовать да потом ножом по этому рисунку выводить, повторяя в дереве её портрет. Столько приложил он души и терпения, что уже через пять дней на шкатулке прорисовался божественный лик дочки барина. Он, словно живой сиял и радовал глаз очаровательной улыбкой. В шелковистых волосах запутались ромашки, и казалось, что это не просто резьба по дереву, а это настоящий образ девушки, глядя на которую у Егора постоянно перехватывало дыхание.
– А говорил, не можешь, – сказала ехидно крыса. – Вот видишь, как у тебя хорошо получается. А ты мне твердил, что не умеешь. А знаешь почему? Потому, что делаешь это дело с душой и сердцем. Как будешь, так и далее к делу относится, то промысел твой всю жизнь будет радовать тебя твердой копейкой, да людской благодарностью.
