Сперматозоид - страница 23
Егорка крутил шкатулку и никак не мог поверить, что вся эта резьба на ней это его рук дело. Он настолько вложил в портрет Меланьи свою любовь, что ему окончательно стало ясно – это его промысел.
Двери в темницу открылись. На пороге снова появился барин.
– Прошло уже две недели, как ты у меня добрый молодец, под арестом сидишь. Неужели не решился шкатулку продать, – сказал он, лукаво покручивая свои усы.
– Решился я барин, – ответил Егорка.
– Ну, и сколько ты за неё хочешь, – спросил хозяин.
– Хочу, чтобы дочка твоя Меланья за меня замуж пошла. Как пойдет, так шкатулку и забирай.
– Ты что возомнил о себе горбун? Ты хочешь, чтобы я дочь барина за холопа отдал? Не бывать этому! Сгниешь у меня в заточении! Даром отдашь, – сказал барин и, хлопнув дверью, покинул казематы.
Заплакал Егорка. Схватил солонку, да уже хотел разбить её о сырую стену, как вдруг появилась крыса.
– Ну и чего ты удумал дурашка?
– Не хочет барин меня отпускать. Хочет, чтобы я ему солонку даром отдал, – сказал Егорка.
– Ну, раз так хочет – то отдай, – ответила крыса.
– А как? Маменька наказывала не поддаваться искушению – что мне теперь делать?
– Ты слезы понапрасну не лей, маменьке покажи шкатулку, которую ты своими руками сотворил. Она непременно простит тебя, – сказала крыса. – Уж больно невестка хорошая для неё будет. Да и приданое богатое можешь получить.
– Ты так считаешь?
– Клянусь своим хвостом, – сказала крыса. – Давно тут живу, всякого на своем свете повидала.
– А как же горб?
– Не бери в голову, иногда под горбом крылья ангела спрятаны.
На следующий день, как всегда с самого утра в темницу пожаловалась Меланья и принесла еду. Егорка лежал на соломе, заложив руки за голову, и смотрел в потолок.
– Здравствуй добрый молодец. Вот отведай, чай уже завтракать пора, – сказала она улыбаясь.
– Не буду, – буркнул Егорка. – Тятя твой, меня свободы лишил не законно. Я ему предлагал продать солонку и даже цену назначил, но он отказался, – сказал Егор и отвернулся к стене.
– Я поговорю с батенькой и узнаю, почему он так поступил. А ты не печалься и не кручинься, может это тебя сам господь такой дорогой ведет, чтобы ты познал то, чего ранее не ведал.
Меланья коснулась руки Егора, и он почувствовал, как бабочки вновь вспорхнули с его сердца словно с цветка и стали крылышками щекотать ему душу. Егор достал солонку, на которой красовался портрет Меланьи и показал её девушке.
– Ой, что это, – спросила она, принимая из рук Егора его творение.
– Это, я сделал, – сказал Егор смущенно. – Из того грушевого чурбака.
– Красота какая, – сказала девушка и от восхищения прижала солонку к груди. – Это же я!?
– Папеньке своему передай, что я решился ему солонку отдать даром.
– Эту, – спросила девушка, возвращая солонку Егору.
– Нет! Эту я оставлю мамане своей оставлю, – сказал Егор.
Меланья, бережно вернула шкатулку и, поцеловав его в щеку, выскочила из темницы. А Егорка, сам себе улыбнулся, и глубоко вздохнув, сказал: – «Вот и дело нашел себе по сердцу».
– Жди гостей, – сказала крыса – сейчас барин за солонкой прибежит.
Егорка подал ей кусок хлеба, а сам стал прислушиваться, ожидая вестей со свободы. И правда. Как сказала крыса, через несколько минут после ухода Меланьи в темницу спустился её благоверный папаша.
– Ну, здравствуй добрый молодец, – сказал он. – Дочка сказывала, ты решил мне шкатулку продать?
– Решил, – ответил Егорка. – Только не продать. Хочу я тебе её барин просто так – даром отдать. Подарить хочу.