Глава пятая. Что для первого будет конец – для второго начало
«Выхаркал это еб*чее творчество,
Что обречено было мучиться, корчиться
И, в моих руках умирая,
Стать основой для Святого Грааля.»
Сага о моряках и скалах, Pyrokinesis
Зрители ждут представления. И оно начинается. Но зрителей нет. Я это знаю. Их не существует. Как и меня. Ведь зрители и есть актёры. Образы. Запертые. Но нужен персонаж, да. Собранного материала достаточно. Первая постановка. Множество вариантов – всего лишь множество сюжетов. Неважно, происходят они по воле разума или по воле случайности. А бесконечность в каждом из них лишь исходит из Первородной Идеи заполнения пустоты. Призрак возвращает себе воспоминания, став Птичьим Драматургом, хотя в таком случае они становятся чужими. Но без личного опыта невозможно искусство, ведь на нём строится восприятие реальности, которую человек и воссоздаёт в этом самом искусстве.
Девочка в простом белом платье, похожим на ночнушку, стоит у края небольшого отвесного каменного утёса. Она босая. Ветер швыряет ей в лицо брызги бушующего моря и едва не срывает волосы с головы. Волны одна за другой разбиваются об утёс. Небо серое. Девочка смотрит на это с тревогой, болезненным отчуждением и чем-то что никак не выходило понять.
Этот рисунок не давал Дарине покоя уже долгое время. В детстве она постоянно изображала его везде, где только можно. Даже в учебниках во время уроков. Почему сейчас это так часто вспоминается? А, плевать. Звучит очередная бессмысленная ритмичная песня из колонки. Кто-то с пятого этажа раздражённо кричит им, чтобы они выключили музыку или хотя бы сделали потише, но в ответ того просто шлют далеко и надолго.
– А меня сразу хоронить можно. – весело усмехается Гоголь. – Мне литру сдавать надо будет.
– У тебя с головой всё нормально?
– Реально, зачем?
– Так я на актёрский поступаю. – Дарина пожимает плечами.
– И что потом делать будешь? В аниматоры пойдёшь?
– Неа. – улыбка на мгновение становится словно слегка натянутой. – Играть разные роли – единственное, что у меня будет нормально получаться. А ещё потом буду на всякие интервью ходить. Все будут меня крутой считать. Я буду круто выглядеть.
– Думаешь, тебя в фильм какой-нибудь возьмут? Без обид, но ты разве что на клоуна тянешь. Хотя, может, так и сыграешь в какой-нибудь дерьмокомедии.
– За что ты так жестока с моим нежным сердцем? – Гоголь состроила оскорблённое до глубины души выражение лица, положив правую руку на сердце. Это было до того намеренно-наигранно, что получилось достаточно забавно. – А вдруг я круто кого-нибудь сыграю?
– Ну, сыграй что-нибудь.
– Что? – Дарина встрепенулась.
– Ну, что-нибудь.
– Да не знаю я, что играть. – она передёрнула плечами. – Скажите, кем мне для вас стать.
– Ясно. Никакой ты не актёр.
– Неправда. Я актёр. Хороший. Даже более крутой, чем ты можешь себе представить.
Странно. Здесь должна была быть ошибка. Допустить её тут было бы не страшно. Эта компания временная. Как и десятки других. Они бы увидели, но забыли бы об этом вскоре после её ухода, как и сама Дарина о них. А тема достаточно щепетильная и обвинение в плохом актёрстве – это, что могло бы дать повод сорваться. Они понятия не имеют, какие жертвы Гоголь принесла, чтобы стать хорошим актёром. Они понятия не имеют, что Гоголь уже не может быть кем-то, кроме актёра, за что её на самом деле стоило бы презирать, однако сомневаться в мастерстве… нет. Но ошибки не произошло. Образ не нарушен. Образ… А вот и идея.
