– Эй, там! Пионер далеко? – Послышался голос Грозного. – Давай его сюда. Сейчас очередное звание ему пришьём!
Первый бесконечный день на корабле для Максима закончился за два часа до гимна, то есть до подъёма. Уснул мгновенно, ещё даже не коснувшись подушки. Бешенная усталость погасила сном боль во всех мышцах и зуд на животе, от пробитого ложками звания старшего матроса.
***
– Головные уборы снять! Приготовить к осмотру! Правую ногу на носок! – командовал старпом.
Комбриг с кэпом медленно передвигались внутри ровных шеренг экипажа. Под ласковым северным солнышком, придирчиво осматривая форму одежды моряков и её реквизиты.
– Что, корсары доморощенные, без выпендрёжа с вывертами никак не можете? Весь Полярный вчера взболомутили! Люди стёкла после вашего марша меняют и за животы держатся. Циркачи, пионеры – трюкачи! – Ворчал адмирал пока, не находя за что зацепиться.
– Согласно вашему приказу … – твёрдо парировал Дюжев, из-за спины начальства.
– Моему приказу. Моему приказу, – бурчал, рыская опытным взглядом комэск. – Ладно, жене настроение перед сном подняли и народ потешили. Скоморохи! А то бы я вам устроил – марш за комсомолом! Хорошо политотдел не в курсе. Ещё бы одну проблему нажили.
Влажный легкий ветерок трепал отутюженные ленточки бескозырок, срезаясь на острых, прошпаренных с мылом, кромках стрелок брюк, закидывая мелкую пыль на глянец хромочей.
– А, Грозный! Не созрел за ночь? – Командующий остановился перед вытянувшимся глав старшиной.
– Ни как нет, товарищ контр-адмирал.
– Жаль. Жаль, – покачал головой старый морской волкодав. – Думай. Всё равно, через месяц на гражданке посохнешь. Море, оно, брат, просто так не отпускает. Арсеньевич, дай ему время поразмыслить. Напишет рапорт, сразу мичмана и на сорок пять суток домой отпущу.
Осмотр прошёл с несколькими незначительными замечаниями. Комбриг, поблагодарив за службу экипаж, взглянул на часы.
– Моя на балкон вышла, – тихо заметил он. И уже громче, обращаясь к Дюжеву: – Если ещё хорошей песней порадуете старика, прощу в будущем первый залёт.
Кэп подозвал старпома.
– Давай, что бы слезу вышибло и каблуки поотлетали.
– Сделаем.
Встав во главу строя, скомандовал начало движения и затянул «Усталую подлодку».
Лодка диким давлением сжата,
Дан приказ – дифферент на корму!
Это значит, что скоро ребята,
В перископы увидят волну!
Безжалостно дробя кожаными хромочами дубовый настил причала, не полная сотня подводников с душой подхватила припев.
На пирсе тихо в час ночной.
Тебе известно лишь одной.
Когда усталая подлодка,
Из глубины идёт домой!
Белёсая поволока глаз командующего заблестела, сухие губы тронула чуть заметная улыбка.
Хорошо из далёкого моря,
Возвращаться к родным берегам!
Даже к нашим не ласковым зорям!
К нашим вечным полярным снегам!
После прохождения строя, комбриг, опуская руку от фуражки, с глубоким вздохом удовлетворения, проронил шёпотом:
– И за что я люблю вас, таких оглаедов? – Встрепенувшись, зыркнул на Дюжева. Услышал? Нет? – Всё. Можешь своих архаровце в отпуска и Дом Отдыха отправлять. Через две недели получишь пополнение и новую задачу. До конца докования проработаешь, отрапортуешь в чём нуждаться будешь. А пока свободен.
***
Через две недели Максим уже еле таскал ноги. Спал урывками, дай бог по часу в сутки. Ел, что достанется, получал регулярно. Обламывалось то за незнание и халатность, то просто для профилактики, чтобы быстрее соображал и передвигался. Работы в доке хватало, да и на плавбазе посидеть не удавалась. Сутками не вылизал с лодки. От экипажа осталась треть. Кто на Щук-озере калил и набивал пузо, дёргая официанток за подолы, кто в отпуске на домашние харчи налегал, в перерывах между приключениями.
