Позже, когда Викинговна в поликлинике МВД рассказала об «обследовании», ее пристыдили. «Вы – врач, а этому верите?!» Но мы занимаемся психиатрией – самой спекулятивной из медицинских наук.
Возвращаемся в кабинет Элтона. Балеты «для релаксации» он обычно смотрит по утрам. На этот раз угощает нас после «обследования». Доволен нашей верой ему. Вновь «Корсар», вновь мужики в трико в обтяжку пляшут. Элтон жадно всматривается в их гениталии, проясняя ситуацию с собственным свержением. Враги – Чингис и клика (отсутствующий доктор Грымов) – обвинили Элтона, что он «приватизировал» кабинет, «крайне необходимый для обследования больных, уступи, и вы не принимали бы в перевязочной!». Но мне кажется, Элтон имеет право на вот этот, к примеру, полутораметровый драный диван, где даже низенький главврач спит подогнув ноги. Есть убогий набор кастрюль, сковородок, чашек и т. д.
После отъезда Элтона в диване найдут множество мертвых тараканов, но ни страницы интереснейших записок, которые мог бы оставить талантливый самобытный психиатр. Он показывал мне атлас типических физиономий для использования в постановке диагноза. Пусть лица больных были чрезвычайно интеллигентны для нашего контингента. Он читал Крафт-Эбинга, Юнга… Последователи ничем подобным интересоваться не станут.
Исчез, кстати, и псевдоаппарат за «114» тысяч.
Версия Элтона о причинах его отставки
Наталья Филипповна, главный психиатр ФСИНа, полюбила его, одинокого подполковника 48 лет. Положив взгляд на «вечного» холостяка, разведенная одинокая женщина зачастила в Кошкин дом. Некогда, при главвраче Бероевой, Наталья Филипповна трудилась здесь простым врачом.
С надуманными, но добрыми проверками Филипповна засиживалась в кабинете Элтона допоздна. Потом просила проводить ее. «Хлопала ресницами». Элтон провожал до метро, даже спускался вниз. «За стеклом вагона я видел ее, посылающую мне воздушные поцелуи. Какими пламенными взглядами она меня авансировала!»
Как-то в два часа ночи после одной полной недомолвок весенних посиделок, когда метро закрылось, а больница сменилась ближним кафе, О. Ф. предложила Элтону проводить ее до дома. «Три-четыре остановки». Будто бы живет она в районе Савеловского вокзала или Тимирязевской. Подвыпивший Элтон пошел. Психиатры не способны были поставить диагнозы друг другу.
О. Ф. пригласила к себе, взрослого сына не было дома.
В квартире Элтон отказал влюбленной.
«Ты что, не мужик?!!» – Главный психиатр ФСИНа с двадцатипятилетней психиатрической практикой, в форме, с двумя крупными звездами на погонах не желала соглашаться с истиной, очевидной для многих инженеров человеческих душ. Или страсть слепа? Говорили, но она не верила? Не казалась ей подозрительной хотя бы элтоновская манера ходить, по-женски крутя бедрами? Часто облизывать и без того мокрые губы?
«Простите, но вы меня не за того приняли».
«Ты умрешь!!» – закричала полковница в истерике.
Элтон уготовил себе тяжелую судьбу. Грянула та самая безжалостная проверка.
«Бедные вы, бедные!» – говорила Филипповна больным, усаживаясь на их жаждущие прожарки от вшей постели. Она совершала трансфер, перенося собственную ошибку, неудавшуюся жизнь на арестованных мужчин, больных.
Потом я узнал: в день комиссии после совещания у начальника учреждения (Комкова) Филипповна вернулась в ПБ, Элтон же по-прежнему не показывался. Он бежал.
Поскольку Элтон жил в психбольнице, выйдя с территории, он мог отправиться лишь гулять. И он гулял, чтобы стряхнуть порочный прах Москвы с философических стоп.
