Обычно на то, чтобы подписать договор с клиентом, у Александра Сергеевича не уходит много времени. С Алябьевым он тоже управился быстро, но чай мы выпить успели. Я даже чашки сполоснула и убрала на место, когда наш новый клиент появился на пороге кабинета. Посмотрел на меня, на Ниночку, потом подошел к Гошке и тихо спросил:
– Что, вы теперь прямо сегодня за дело и возьметесь? Сегодня с Валькой говорить будете?
– А чего тянуть? – вопросом на вопрос весело ответил Гошка. – Устроим твоему приятелю проверку на вшивость. Если согласится киллера нанять, значит, не зря тебя неизвестный доброжелатель предупреждал. А если пошлет нас… тогда что ж, тогда этого доброжелателя поищем.
– Да, если бы Валька вас послал, было бы здорово! – мечтательно произнес Алябьев и снова почесался. Экзема у него, что ли, на нервной почве? Так лечиться надо – солидный человек, а чешется все время, словно у него блохи! – Только я уже по-всякому думал, крутил – кто еще? И получается, кроме Вальки, некому! И понять, как Валька до этого дошел, тоже не могу. Такие дела…
Он еще немного потоптался около Гошки, объясняя, насколько его угнетает вся эта история, потом, наконец, ушел. А мы дружно направились в кабинет Баринова.
– Ну, что скажете, молодежь? – Этим вопросом шеф традиционно открывает совещание.
И, опять же по традиции, как самая младшая, первой высказываюсь я. В этот раз я была до предела лаконична.
– Мне он не понравился.
Все уставились на меня, ожидая продолжения, но я молчала. Просто не знала, что сказать. Мы с Гошкой давно распределили роли злой-добрый полицейский. В роли злого блистательно выступает Гоша – он подозревает всех, невзирая на лица. Потерпевший, свидетель, случайный прохожий – все они могут оказаться если не преступниками, то уж лицами, желающими скрыть улики и ввести следствие в заблуждение. А добросовестность и законопослушность наших клиентов он подвергает сомнению автоматически. Как ему удается совмещать это с громко провозглашаемым «это милейший человек», спрашивайте не у меня, а у Гошки.
Я столь же усердно исполняю роль полицейского доброго – всех защищаю, причем делаю это совершенно искренне. Гошка говорит, что нелепая вера в людей – это остаточное явление моего педагогического прошлого. Рудимент. Возможно, он прав, но я действительно согласна с Иешуа Га-Ноцри, который всех людей считал добрыми. Есть, конечно, преступники, но они, скорее, люди несчастные, не получившие в детстве должного воспитания и не сумевшие найти достойное место в жизни. Это не значит, что их не нужно наказывать – я далека от всепрощения или от идеи всякое возмездие оставлять Господу. Есть закон, есть суд и есть мы, детективное агентство «Шиповник». И мы, в меру сил и возможностей, помогаем бороться с преступниками.
Впрочем, все эти рассуждения – тема для философского трактата. А я просто хотела сказать, что сомнения в добросовестности клиента у нас обычно выражает Гошка. А я его, этого клиента, защищаю. Поэтому мое заявление вызвало некоторое недоумение.
– За что такая немилость? – поинтересовался Баринов.
– Э-э… – ничего разумного я придумать не успела, поэтому ляпнула: – Чешется он, все время.
– Серьезная причина. – Шеф продолжал смотреть на меня, и я не выдержала, опустила глаза. – Еще что-нибудь? Хотя бы на уровне интуиции?
– Не знаю. Бестолковый он какой-то. Солидный бизнесмен, руководитель фирмы, а весь словно пластилиновый. Никакой четкости: то ли приятель заказал его, то ли не мог этого сделать, то ли он этому приятелю верит, как себе, то ли нет. Кто ему предупреждение отправил – понятия не имеет, зачем к нам пришел – тоже сам не знает. За все время только одно уверенное суждение и было, что жена Паршина – стерва. Но это тоже ни о чем не говорит: может, Алябьев сам к этой дамочке неровно дышит, вот и наговаривает на женщину.
