Я знала, что тут произошло. Сон опять стучится из задворок сознания. Над её криками смеялись, застрявшая Бетти страдала клаустрофобией. Железная подвешенная клетка не отпустила её – и после смерти тоже.
– Я здесь умру, – это и были её последние слова, сказанные перед тем, как она разбила себе голову о кабину лифта.
– Что вы сказали, мисс Леона? – спросил меня бригадир.
Я поняла, что сказала вслух эту обречённую фразу. Наверное, Бетти была красивой при жизни, если одевалась вот так, богатая студентка, наследница была, а может и нет, а эта чёртова клетка убила её, заперла, зажевала, закрыла, и никто не пришёл, она совсем одна. А тех, кто её убил, никто не наказал – или наказал?
– Господи, хозяйка, да что с вами? Выйдите! Макс, выведи её!
Один из рабочих подхватил меня под руки тёплыми, живыми ладонями, вывел на улицу, прочь от железного гроба с непогребённым телом. Хороший этот парень Макс, да и остальные тоже. Выпишу им премию – главное не забыть.
– Вам как, воды, может? – спросил он у меня дрожащим голосом.
– Нет, нет, нет, – бормочу в ответ я. – Нет, нет, нет, спасибо.
Одноэтажные дома, или площадка для кемпинга, да! Да, именно так, но никаких лифтов! Никаких лифтов! Никаких! Пусть этот отель и те, кто сделал это с несчастной девушкой, отправятся к Дьяволу!
– Ломайте отель! Ломайте его! – закричала я из последних сил.
Полуимпериал, плющ и первоцвет
Матвей Семёнович дрожащими пальцами положил золотой полуимпериал на надгробный камень. Ему показалось, что из-под земли раздался стон.
– Ах, – ответили губы студента. – Сейчас, сейчас.
И он начал обходить могилу, чуть покачиваясь и подпрыгивая в такт тихому свисту ветра.
– Нельзя просто ходить. Надо танцевать, – прошептал Матвей сам себе.
Ноги от напряжения казались ватными и еле гнулись.
«Как будто я заново учусь ходить!» – пронеслось в него в голове.
Что-то защекотало лодыжку. Неужели сработало?
Матвей разочарованно отдёрнул ногу от прутика соломы, и продолжил неспешный танец вокруг могилы.
Откуда здесь взялась солома? Как так вышло? А, наверняка, упала с телеги гробовщика. Да, видны следы от колёс! От дороги ветром принесло упавшую с воза соломинку. Не отвлекаться! Нельзя забывать считать круги, а не то…
И Матвей продолжил танец вокруг могильного камня юной гимназистки Лизоньки Плющевой, что умерла двадцать три года назад.
***
– Ах, Мотенька, Мотенька! Что тебе досталось? – увлечённо спросила Софья.
– Да, да! Мотя, скажи! – поддержала сестру Настенька.
Щебет младших сестёр раздражал Матвея Семёновича. Эти барышни с их глупыми играми и мечты о прекрасной и вечной любви с безбедным, молодым, верным и прекрасным аристократом.
Ну да. Неудивительно, что батюшка сомневается в том, сможет ли Софья найти себе жениха и отправлять ли Настю в гимназию. Ох, ничего, скоро он вернётся в институт – и вновь продолжится весёлая студенческая жизнь.
– Завидую Виктору – он уже сам преподаёт, – проворчал Матвей, вспоминая старшего брата.
– Мотенька! Мотенька! – не унимались младшие сёстры.
«Я понимаю! Именно тогда она подала мне знак! Это было не случайно!»
Матвей вздохнул и бросил карту на кружевную скатерть чайного столика. Девочки приподнялись со стульев, чтобы как следует разглядеть карточку.
– Что там? Что там? – верещала младшенькая Настя.
– Смотри! Это Плющ! У братика – Плющ!
– Так, посмотрим, что же означает «Плющ» на языке цветов! О! «Привязанность»!
