– А у цыган что, своих детей нет?
– Конечно, есть, – Марь Иванна фыркнула. – У них и по десять, и по пятнадцать детей в семье бывает.
– А зачем же им тогда Марина? – удивился я.
– А им все мало, окаянным, – ответила Марь Иванна.
С тех пор я стал опасаться, что меня похитят цыгане. Помню, как испуганно прижался к бабушке, когда мимо нас на Ярославском вокзале прошла толпа женщин в цветастых платьях и платках. Они казались мне воплощением зла.
Страх этот преследовал меня довольно долго. Даже снилось, что меня похищают. А потом, в санатории Мориса Тереза, куда я с родителями поехал на море, я познакомился с мальчиком, которого, и вправду, украли цыгане. Он рассказал, что целый месяц его заставляли просить милостыню возле церкви. А потом он сбежал. Мальчик вовсе не выглядел героем, и я убедился, глядя на него, что раз этот хлюпик сбежал от цыган, то и я легко убегу. Тоже мне похитители. Дают спокойно гулять по улице. Нет бы заковать в кандалы и бросить в темный подвал.
Но все равно, несмотря на то, что я преодолел этот страх, цыгане вызывали у меня не самые добрые чувства. Видимо, так, из детских страхов и развивается ксенофобия. А бывает – и радикальный национализм. Как знать, может, Гитлер в детстве тоже опасался, что его похитят цыгане, евреи или гомосексуалисты. А может, все сразу.
– Лавэ нанэ, бравинто пьясо, – говорю я сегодня, когда очередная цыганка просит меня позолотить ей ручку. Формула действует безотказно. Что возьмешь, с того, кто все пропил?.. Они смотрят недоверчиво – я слишком представителен и импозантен для пропойцы, но все равно отваливают…
* * *
Во времена моего детства педофилы, кровавые маньяки и прочие упыри существовали где-то на периферии сознания советских граждан. О них было не принято говорить. То ли тема была неприличной. То ли они не существовали в столь массово как явление, поскольку истории о них не тиражировались прессой – и не провоцировали появление новых педофилов, кровавых маньяков и прочих упырей. По причине их отсутствия советские дети зачастую разгуливали по улицам сами по себе – с самого раннего возраста.
Я даже не запомнил те времена, когда меня не отпускали одного гулять во двор. Кажется, я всегда был свободен в своих передвижениях. Пока мама или, чаще, бабушка не кричала в окно: «Степа-а-а, домой!» Многочисленные мамы и бабушки моих приятелей и соседей поступали точно так же.
Я дружил тогда с мальчиком Толиком, чей папа частенько распивал под грибком со своими изрядно потрепанными собутыльниками. Мне казалась эта картинка вполне естественной. Толик с глупой физиономией и разбитыми коленками в синих шортиках. Песочница, занятая дядьками, пьющими по кругу из одного стакана. Детишки, гуляющие сами по себе – как кошки.
В один из свободных летних дней (мне было тогда не больше трех лет) Толик решил познакомить меня с помойкой. Отлично помню этот день, когда мы зарылись в перевернутые мусорные баки и принялись извлекать на свет божий всякие интересные вещи… Там меня и застала мама, возвращаясь с работы…
Потом она волокла меня за руку через двор и страшно ругалась. А я кричал, пребывая вне себя от возмущения:
– Ты просто не понимаешь! Там столько всего хорошего!
К тому времени, как она выволокла меня за воротник из кучи мусора, я успел найти старый надтреснутый абажур, телефонный аппарат, огарок свечи и коробку с ржавыми шурупами. Мне казалось в тот момент, что я внезапно обрел богатство. И я был очень благодарен другу Толику, что он открыл для меня кладезь столь удивительных сокровищ.
