Подчинился, хотя про себя и прикинул в уме примерное время, когда у Золотовой закончатся пары. Когда она доберется домой и снова окажется под моим прицелом.
Хотелось сейчас...
Но приходилось прогибаться под изменчивый мир.
И пока я рулил по запруженным улицам на нужный адрес, начал сам себе поражаться, качая головой. Капец, я исполнитель! Времена шли, а в моей жизни ничего не менялось. Как творил из-за Золотовой какую-то дичь, так и продолжил это делать.
Год назад ведь я тоже бабок отвалил преподу из-за этой белобрысой змеи. Ляхова тогда знатно удивилась моим загонам. Но иначе я не мог. Не в ноги же мне было Золотовой падать после всего того, что она накуролесила.
Тогда, когда с Кахой уехала.
И на пейнтболе, когда всячески делала вид, что я пустое место.
Я терпел. Обещания себе давал, что больше после такого к ней не сунусь. Клялся. Божился. Пытался ее забыть всеми известными мне способами. Но она, как надоедливая муха, все напрашивалась, чтобы я ее прихлопнул.
Я не мог устоять.
Я пошел к Ляховой и тупо купил возможность столкнуть себя и Золотову лбами. Снова.
— Тимофей, — протестовала женщина против моей затеи и даже крупную сумму денег брать за это не хотела, — я попросила бы вас решать свои личные вопросы с девочками без моего участия.
Пришлось снова фантазировать.
— Вы не понимаете, Юлия Юрьевна, — заломил я руки, аки кисейная барышня, — Яна — моя девушка. Но она очень на меня обижена. А я страсть как хочу с ней помириться, но она даже слушать меня не желает. А я ведь ее люблю. Вы — моя последняя надежда!
— Любишь, говоришь? — нахмурилась женщина.
— Очень! — прижал я руку к груди. — Ночами не сплю, только о ней и думаю.
Последнее не было ложью, а потому и добило неприступного педагога. Ну и деньги, конечно же, были нелишними. И да, она согласилась уже на следующий день сделать для меня все в лучшем виде. Добрейшей души человек.
Вспоминаю те свои эмоции и диву даюсь. Как у ребенка, честное слово, в ожидании Деда Мороза и новогоднего чуда. Я ведь в тот день даже на учебу собирался дольше обычного: мылся и брился тщательнее, зависал перед гардеробной, раздумывая, что лучше надеть. По дороге на учебу извелся до такой степени, что даже Летов начал ожидаемо клевать мне мозг.
Потом весь день гонял в голове слова, которые собирался сказать Яне.
Там столько всего было...
Вот только на выходе опять получилась какая-то «шляпа». А я помню все в мельчайших подробностях, будто бы это было только вчера. Она была в чулках. Такая красивая. Злая.
А я ее ревновал к Кахе, как одержимый. И может, если бы она только сказала мне, что ничего не было между ними, я бы тогда не сорвался? Не знаю...
Но это было стопроцентное, концентрированное сумасшествие. На грани добра и зла — быть рядом с Золотовой и не обнимать ее. Не целовать. Не трогать ее везде, кайфуя оттого, что она стонет в моих руках. Я не смог удержаться.
Я даже не пытался.
Я хотел снова почувствовать, как она бедрами инстинктивно подмахивает мне. Жаждал прикоснуться к горячей влаге между ее ног. К соскам, что выпрашивали ласку. И я все это получил.
И ее бы взял, прямо там, если бы все снова не пошло наперекосяк. Ее слова до сих пор звенели в моей голове, и в них было столько обиды, горечи и боли, что я поверил ей.
Дебил!
Она ничего не предъявляла мне, а я тогда был в одном гребаном шаге, чтобы упрашивать ее простить меня. Больше не предъявлять ей за Каху и ее грязный язык, а просто уже выкинуть этот чертов белый флаг и будь что будет.
