Спорим, мы не разведёмся? - страница 8



– Чего ты так удивляешься? – он словно читает мои мысли и ухмыляется. – Да я это, я. Просто пересмотрел несколько взглядов на жизнь и решил подправить некоторые моменты. Прости, что раньше этого не делал – был не прав. Буду исправляться.

– И когда это ты сделал? За пару часов, что я гуляла? Слишком кардинальные изменения! Думаешь, к ним так легко привыкнуть? – чуть ли не срываюсь на крик.

К горлу подступает истерика, но я одёргиваю себя – это не в моём стиле.

– Нет, конечно, – он усмехается. – Но я буду стараться. К тому же, у меня будет ряд предложений как перестроить быт.

Молчу, потому что мне нечего ответить на этот выпад. Всё это вызывает во мне злость. Гриша услышал меня только в тот момент, когда я сообщила, что хочу уйти. Разве это честно?

Он видит моё замешательство и мгновенно меняет тему:

– Хочешь ужин в постель?

– Нет, спасибо, – бурчу я, принимая спасательный круг – не хочу разговаривать о чём-то совместном. – Не настолько немощная, – судя по реакции Гриши, мой подкол задевает его до глубины души.

И поделом. Пусть хоть раз почувствует, что испытывала я последний год!

Убегаю на кухню, делаю себе чай и мажу бутерброд арахисовым маслом. Усмехаюсь, вспоминая как Гриша в последний раз, когда я хотела купить эту пасту, поморщился, мол, как можно есть одновременно сладкое и солёное в одном флаконе.

Спокойно можно! И с удовольствием. В этом сахар и соль этого продукта.

А затем до меня доходит: мы не покупали никакое арахисовое масло. Откуда оно у нас дома? Неужели, Гриша его купил?! Позаботился обо мне? На мгновение зависаю: не могу вспомнить, делала ли я подобную покупку.

Пока я думаю насчёт арахисового масла, Гриша приходит на кухню. Морщусь, потому что хочу побыть одной, но он явно хочет со мной поговорить.

Будет таким дотошным, я точно не выдержу и разведусь!

– Я вчера забыл сказать, – он показывает чат нашего подъезда. Я в нём не состояла, очень уж раздражал поток саморекламы и созыва на ноготочки, бровки и стрижку. Когда люди теряют работы из-за ситуации в стране, быстро находят новый «прибыльный» бизнес.

А ещё эти постоянные вопросы: «у кого есть принтер? Пару страниц распечатать!». Распечатаешь одну-две, а потом к тебе придут за сто страницами какого-нибудь романа, который только в электронке. И будут считать «а чо такова», бумага ведь бесконечная и бесплатная. Как и чернила.

Молча беру его телефон. Удивляюсь, когда вижу фотку кошечки, которую хотела покормить, и читаю сообщение «нашлась кошка, никто не терял?!». И следующее: «Ой! Моя выскочила, когда дверь открыла! Спасибо, сейчас заберу».

– Так что всё в порядке с ней, – улыбается Гриша, словно он только что решил всемирный конфликт.

– С ней – да. А со мной – не очень. Со мной было бы лучше, если я покормила бы кошку сразу, – жёстко отвечаю я, чувствуя раздражение. – Потому что я тоже живой человек, и я чувствую себя отвратительно, когда не могу помочь или, что хуже, могу помочь, но этого не делаю. И твой запрет «делать это не при тебе» – очень болезненный и неприятный, – неожиданно вываливаю то, что у меня скопилось на душе.

Меня буквально колотит от чувства несправедливости. И это чувство удваивается, потому что родной человек этого не слышит и не понимает.

– Я наконец-то всё понял. Прости, пожалуйста, что давил на тебя. Нельзя ограничивать взрослого мыслящего человека, – он пытается извиниться, но мне не становится легче от его слов.