Способы изложения - страница 2



Ваше дьявольское имя
тяготеет надо мной,
как разлука над порогом,
как над жаждою вода,
как над путником дорога
и Полярная звезда.

«Мне бросило в ладонь…»

Мне бросило в ладонь
калиновое лето
кровавую щепоть
раздавленных сердец,
как из колоды лист
червонного валета
или бог весть куда
билет в один конец.

«Кто осенние астры…»

Кто осенние астры
окатил из ковша
чёрной кровью пространства
так, что в пятки душа?
Кто в ночной палисадник
внёс тревожный фонарь?
Чей рысак и чей всадник?
Чьи царица и царь?

«В холодном парке ворожея…»

В холодном парке ворожея
пробормотала мне уныло:
– И на твою, красивый, шею,
неровен час, наварят мыла.
Оставь пустое – не забыли,
за малым руки не дошли.
До сроку с миром отпустили.
Спеши, пока не сволокли.

«В неверном свете ночника…»

В неверном свете ночника
что можно знать наверняка?
Что речь, как русская верста,
немногим – песней на уста.
Что старый спор добра со злом
не надо делать ремеслом.

«Отлегло – и не хочется…»

Отлегло – и не хочется
за порог выходить.
Серый вечер волочится,
как суровая нить.
Молью трачено давнее
душ случайных родство.
Новый год. Ожидание
Рождества. Рождество.

«Человек бежит по снегу…»

Человек бежит по снегу
и подтаявшему льду.
Человек спешит к ночлегу,
держит время в поводу.
Я по берегу хожу
и вослед ему гляжу,
сам себя не понимаю —
чем при жизни дорожу?

«Вопроса нет: иметь иль не иметь …»

Вопроса нет: иметь иль не иметь —
карманов не оттягивает медь.
Высок и тощ. Никак не датский принц.
Чужак в толпе бойцов за главный приз
любой ценой. Достаточно любви.
И всё-таки – to be or not to be.

II

«Наши нелепые ссоры…»

Наши нелепые ссоры
пусть порастают быльём.
В чашки простого фарфора
сизого чаю нальём,
бросим на стол карамели
россыпью – что уж мудрить?
После пусть скажут: умели
люди счастливыми быть.

«Не парии, не уроды …»

Не парии, не уроды —
забывшие отдых и труд,
ревут, обезумев, народы,
как сильные воды ревут.
Ты прав оказался, Исаия.
Ты нас угадал до конца.
В который пирует косая,
и крови не видно конца.

Лебединое озеро

1
Словно отрок наследный,
обречённый на власть,
этот лебедь последний
предназначен пропасть.
Он неслышно и гордо
канет в зиму, как дым
исчезает. И город
не заплачет над ним,
2
Мы с тобою обманулись —
так бы чаще, милый друг.
Гуси-лебеди вернулись
в мутноглазый Гомеюк.
Будут белые одежды
и омытые дождём
босоногие надежды,
что, авось, не пропадём.

«Погасит люльку пастушок…»

Погасит люльку пастушок
и спустится в долину,
сыграет зорю петушок,
и утро выгнет спину
с улыбкой вещего кота
из дядюшкиной сказки,
и не случится ни черта,
достойного огласки.

«Грязи дольней дороги…»

Грязи дольней дороги
жирно льнут к сапогам.
Худо, если в итоге
даже званым гостям
не откроется толку
ни в делах, ни в словах,
как голодному волку
в прошлогодних следах.

«Век усталое тело…»

Век усталое тело
разметал по углам,
а душа отлетела
к заповедным пескам,
где над лебедем белым
нижний мостик дугой.
И невмочь этот берег
променять на другой.

«О подоконник гулко…»

О подоконник гулко
вторые сутки – дождь,
и в город на прогулку
хотел бы – не пойдёшь.
Но сетовать на это
повремени пока —
увидишь, бабье лето
разгонит облака.

«На всём десница Божия …»

На всём десница Божия —
присяду ли когда
на камень у подножия
Лекзырского креста?
Над ним тысячелетия
проходят впопыхах,
а мне лишь междометия
остались – ох! да ах!

«Смахнут крылами голуби…»

Смахнут крылами голуби
листву на дно пруда,
деревья в небо голое
опустят невода,
и рыжая прелестница
в положенный черёд
поплачет, перебесится,