– Володя Абрамов написал одну из тех статей. Он объездил полстраны, а может, и полмира. В этих краях был с геологами. Здесь ему и рассказали о тебе. Вот он – собиратель баек. Только это не просто байки. Володька всегда проверяет информацию.
Ложка шкрябала, Тингеев причавкивал. Казалось, слова пролетают мимо его ушей.
– Он пишет о вещах, в которые мало кто верит. И я бы не поверил. – Юра сделал паузу, собрался с мыслями, решился: – В детстве на каникулах я гостил у бабушки в деревне. Однажды к деревне повадился шастать волк. Он объявился весной, и когда я приехал летом, успел натворить дел. Подрал овец и даже лошадь. Лошадь, представляешь? В одного. Огроменная была зверюга. Бабушка запретила мне гулять по вечерам, хотя волчара в саму деревню не совался и вообще запропал. Но спустя неделю, как я приехал, объявился снова и напал на человека. На тракториста. Дядя Сева. Загрыз насмерть. Выпустил кишки, но не стал есть. Тогда подумали, что волка спугнули.
Ложка царапала по дну опустевшей миски.
– Бабушка собиралась меня отправлять домой… Короче, мужики решили устроить засаду. Привязали козлика у леса, сами попрятались. Но волк не будь дурак, носа не показал. До июля.
Юра судорожно вздохнул, отпил из чашки, поморщился, мучительно, нутряно закряхтел.
– В июле, негаданно-нежданно, волк забрёл в деревню. Ночью. Кто-то заметил, поднял шум, мужики повыскакивали на улицу и устроили пальбу. Штурм Рейхстага! Я выскочил из кровати и прямиком к окну – к стеклу носом. Ночь ясная, звёздная… и лунная. Грохало совсем рядом, чисто салют. Бабушка проснулась, раскричалась с перепугу, из комнаты в комнату мечется, крестится. Вот тогда я и увидел его. Волчищу. Огромного, что твой медведь. Пёр меж заборов, словно локомотив, ломая сирень. Холка дыбом, пасть как капкан и глаза горят – янтарь кровавый. В нескольких шагах от меня! Прежде, чем убежал, он…
Юра глотнул воздуха и выдал:
– Он встал на задние лапы. Не подскочил, а побежал. На задних лапах.
Тингеев задумчиво водил ложкой по краю миски.
– В него попали дюжину раз, мужики так говорили, и я им верю, – закончил историю Юра. – Я видел кровь наутро. Её следы тянулись через всю деревню. У нас на заборе тоже остались брызги, и бабушка смывала их потом святой водой. Я был пионером, но я над ней не смеялся. Я сам видел нечто. О таких вещах пишет Абрамов в своей рубрике. Потому я ему и поверил.
Тингеев отложил ложку и поднял на собеседника свои странные стариковские глаза.
– А кутуруктаах2?
– Волк? Ушёл. Говорили, в соседнем селе на отшибе жил бобыль. Он съехал тем же утром. Хату бросил – и с концами. У нас потом узнали. А волк не объявлялся больше.
– Как всё знакомо… – произнёс Тингеев в пустоту. – Три года назад в село стал хаживать бөрө3. Корову драл, лошадку драл. Захотели бить бөрө. Я, Миша и Эрхан. Славные были охотники. Кутуруктаах задрал Мишу, задрал Эрхана. Меня отметил.
Он закатал рукав кофты и показал предплечье. Юра не сразу различил на коже белесый узор старых шрамов.
– В следующую полную луну я сам стал кутуруктаах.
– За этим я и пришёл, – взмолился Юра. – Мне нужен этот дар!
Якут затрясся в беззвучном смехе.
– Это не дар. Это мета Аллараа дойду, Нижнего мира. Ни один шаман не сотрёт, ни один абаас не отменит. Это проклятье, нуучча.
– Дар, проклятье, магия вуду, новогоднее волшебство, – зачастил Юра, ощущая, как закипает внутри нетерпение. – Без разницы. Я добирался сюда из Якутска по самой худшей дороге, что мне когда-либо попадалась. В деревне мне плевали в спину, грозили спустить собак, ограбили. Я топал сюда полдня, обморозил и нос, и хер. Я не уйду ни с чем.
