Согласно подведенному доказательству, никакими способами, кроме как подставить под несушку ладони в ответственный момент ее жизни и употребить продукт тут же на месте в сыром виде, невозможно сохранить внушительную долю яиц, сносимых на птицефабриках и в домашних хозяйствах. Совершить это в массовом порядке, как вы понимаете, немыслимо (доказательства также приведены в исследовании). Отсюда следовал строгий вывод, что тонны сутками сносимых в стране яиц с математической достоверностью обречены не попасть на стол пролетариата, утратив кондицию на пути от куриного темного нутра к нутру просвещенному человеческому. Никакими карами упаковщиц, водителей и товароведов невозможно отвратить эту гибель высококалорийного продукта – ниже «предела Нехитрова», во всяком случае.
На этом была построена оригинальная новизной теория: для исключения досадных потерь нужно усовершенствовать само яйцо. Скорлупа его должна быть либо металлически-твердой, либо завидно эластичной. Первое, однако, весьма бы затруднило обращение в домашних условиях, так что класс твердых яиц, выше пяти по Моосу36 ученый признал лишь промышленно-пригодными и отмел. Решение мрело в эластичности.
Опустим титанический труд, в том числе экспедиционный, понадобившийся для исследования яиц в широчайшем спектре по всему миру – Амазонка, Галапагос, Нил, Валдай, Сикоку… Главным и всеобъемлющим выводом стало то, что наилучшие показатели свойственны зародышевой форме рептилий. К тому же кладки последних, на зависть старорежимным курам, достигают двухсот штук за раз! Теперь оставалось только решить, как, каким образом перестроить животноводческий комплекс СССР, обеспечив разведение довольного для страны числа кайманов и черепах в условиях коллективного хозяйства.
Этому Нехитров посвятил свою диссертацию, над которой упорно трудился в стенах музея, опираясь на доступные образцы и покровительство руководства.
Минул день и настало утро. Илья снова был в стенах МИМа, где уже чувствовал себя гораздо уверенней. Однако, оставалась одна проблема – найти наконец свое рабочее место, заветные стол со стулом, которые должны же где-нибудь быть!
Как на грех, таблички с фамилиями служащих были в музее огромной редкостью, так что большинство кабинетов населяли никак не обозначенные товарищи, выспрашивать у которых было нелепо и подозрительно.
Первый день он кое-как протянул, поучаствовав в памятном совещании, второй прошел там и тут, но в третий уже необходимо было где-то осесть. Люди начинали посматривать на шляющегося без дела коллегу с немым с упреком. Он делал вид, что увлечен и сосредоточен, прогуливаясь для лучшего хода мысли. Но не целый день же, в конце концов! К тому же от него наверняка требовалось что-нибудь по работе – составить отчет начальству и тому подобное, чем занимаются обычно в учреждениях. Еще висел над загривком вопрос по возведению купола, чтоб его! Вот уж дамоклов меч.
Пока же Илья бродил, пытаясь составить для себя карту огромного запутанного нутра здания, лестниц и переходов в котором было больше, чем в Виндзорском замке. Здание это, составленное из главного и еще нескольких, некогда соседствовавших друг с другом, соединенных со значительным произволом, напоминало клубок угрей. Только оказавшийся хоть единожды в таком месте может оценить в полной мере жестокость эксперимента над крысами, вынужденных искать корм и самок в лабиринте под наблюдением хихикающих лаборанток.
