Спутанные частицы - страница 19
Пистолет или ружьё? Но откуда у меня они? Где их взять? Как ими пользоваться? Какие нужны патроны? В интернете прочитать? Какой-то получается сложный в совокупности план, который реализовать полностью с моими-то способностями очень маловероятно.
Резануть тупым столовым ножом по запястью? Ну уж не-е-е-е-т!! Меня аж два раза всего передернуло от такой фантазии.
Что тогда остаётся?
Вот уж никогда не думал, что передо мной встанет такая простая и одновременно невыполнимая задача. Но надо было смотреть правде в глаза. Я собирался покончить жизнь самоубийством, однако по ряду причин и из-за своей трусости не мог этого сделать. И смех, и грех!
И тут я вспомнил Мальвину. Вернее, не столько её, сколько то, о чём она мне говорила в конце нашей единственной в жизни встречи.
Возможно, проникнувшись историей, вы сейчас почувствовали себя этаким киношным переговорщиком, что в критический момент подкрадывается к парню, собирающемуся прыгать с моста. «Эй, друг, – говорят такие спецы, рисуя на лице обезоруживающую улыбку, – давай обсудим твою проблему, прежде чем ты сделаешь шаг… Ведь ни одна проблема не станет весомее, если её просто обсудить». Так вот, если вы сейчас мысленно такой чувак (или чувиха), и как бы обращаетесь ко мне, то давайте обсудим, ок. И вы уже сами решите, прав я или нет.
Конечно же, не прав, говорите вы сейчас себе мысленно. Тем более странно такое обсуждать с парнем, у которого на столе валяется полляма «деревянных». Но вы вначале выслушайте.
Только наберитесь терпения. Ведь сейчас вы уже не переговорщик, а психотерапевт, расслабленно устроившийся в мягком кресле перед пациентом. У вас очень глубокомысленный вид (как у большинства шарлатанов) и вы серьёзно киваете, как бы поощряя меня к откровениям.
Да и пожалуйста, мне не жалко.
Отец ушёл, когда мне стукнуло пять. На третье утро после моего очередного дня рождения. Ещё недавно он протягивал мне коробку с конструктором, и вот уже складывал вещи в свой старый, потёртый, огромный рыболовный рюкзак. Чемоданов у нас в семье отродясь не водилось. Мама, на удивление, совсем не плакала, только смотрела хмуро по сторонам. Это то, что я помню. А вот куда и как смотрел отец – нет, вылетело из воспоминаний. И как он выглядел – тоже. Какая-то бесформенная, мягкая гора. Зато я помню, что он называл меня дурацкой кличкой «Кэп», и я никак не мог понять, что она обозначает. Перед тем как уйти, он снова меня так назвал. Он сказал: «Не всё настолько однозначно в жизни, Кэп, как кажется на первый взгляд». Я ничего не понял, только хлюпнул носом. «Не переживай, Кэп, – добавил отец. – Мы ещё обязательно встретимся». И ушёл. Излишним будет пояснять, что больше я его никогда не видел.
Потом мы как-то спокойно жили достаточно много лет, в целом даже неплохо. Я, мама и бабушка. Матушка трудилась поваром в столовой, бабуля регулярно получала пенсию. Я потихоньку взрослел, ненавидел школу (потому что меня дразнили в классе за лопоухость) и, как и остальные приятели-сверстники, пропадал до ночи на улице. Пока не началась «чёрная полоса», как мы её окрестили на очередном семейном совете. Вначале погорел наш дом в деревне. Хоть мы там и не жили, но всё равно было обидно. Дом принадлежал матери (а жили мы в бабушкиной «двойке-хрущёвке») и являлся как бы «запасным аэродромом», если что. Не знаю, какое событие конкретно подразумевалось под «если что», но теперь там вместо аэродрома остались руины; дом, хоть и не сгорел дотла, но, вместе с надворными постройками превратился в совершенно нежилое помещение. Потом захворала мать. Вначале мы восприняли болезнь как затянувшуюся простуду, но диагноз оказался неумолим – рак лёгких. Матушка продержалась четыре месяца, наполненные адской болью – я и сейчас без труда слышу её почти непрерывные в последний месяц стоны-крики. Как ни кощунственно так говорить, но смерть принесла ей (да и всем окружающим) облегчение. Что уж кривить душой. Я, хоть и искренне горевал, и даже провалился в недельную депрессию, справился с горем довольно быстро. В шестнадцать лет смерть самых близких переносится совсем не так, как в тридцать. Через полгода умерла бабушка. Просто так, ни от чего, видимо от старости. Не проснулась. Но прежде, чем покинуть этот бренный мир её успели «оприходовать» какие-то проходимцы, типа чёрных риэлторов. Посулив мифические барыши, они подсунули бабуле юридически-мутные бумаги и квартира, которая должна была отойти мне по наследству как бы «повисла в воздухе». Мне в тот момент исполнилось семнадцать, и до совершеннолетия я в квартире безвозбранно проживал, но как только отметил восемнадцатилетие, пришли суровые дядьки в форме и вежливо меня «попросили». Начались бесконечные судебные разбирательства, одно время я ходил в прокуратуру, СК и суд как на работу, но дело никак не двигалось. Ни одна из сторон не могла законно вступить в свои права и хоть квартира и не перешла в собственность аферистов, я в ней тоже до конца разбирательства находиться не мог; до сих пор она стоит опечатанная и будет теперь уже стоять, видимо, в таком виде до скончания веков.