Солнце, всегда такое спокойное и величавое, медленно опускалось за вершины гор. Это был последний закат в жизни Ирен.
В ней вдруг проснулась жадность… В легкие сладким нектаром втекал воздух, наполненный ароматами трав. Ветер хлестал ее упругими порывами, как глупый задорный мальчишка. Солнечные лучи, отражаясь в воде красными бликами, превращали озера в пылающие рубины, переливающиеся в малахитовых лесах…
В голове шевельнулась тоскливая мысль о том, что Ирен до сих пор дева, не познавшая любви… Хотя, разве сейчас время думать об этом?
Она прощальным взглядом окинула Долину, неожиданно легко поднялась с камня и прыгнула в седло, плащ напомнил о себе сильным ударом о спину. Ньёрк ободряюще заржал и вихрем поднялся в воздух, но Ирен сразу охладила его пыл.
– По земле, Ньёрк, давай по земле.
Конь послушно опустился. Во время бега каждый удар копыта тяжелым гулом прокатывался по равнине. Тревожно стало вокруг, и жители, которые еще не успели покинуть свои дома, засобирались быстрее.
Ирен надеялась, что подданным хватило времени собраться. Она еще в прошлое полнолуние назад приказала жителям покинуть города и спрятаться в ущельях Великих гор, надеясь спасти их жизни от надвигающегося страшного сражения. Сражения, которое она проиграет. Потому что правители Долины всегда проигрывали.
Это был страшный своеобразный симбиоз: Долина строилась, развивалась и цвела, а потом Всадник разрушал ее до основания. Чем ярче было развитие, тем сильнее разрушения.
Всадник приходил с Запада, свирепый и безжалостный. Он рассекал воздух и бытие своим присутствием. Копыта его вороного коня, как цунами, сравнивали с землей города. Всаднику не нужны были драгоценности, молодые девы или другие дары. Он просто разрушал, сметая все на своем пути. Он становился цельнее, он проявлял свою суть, испытывая ледяное, едкое чувство безнаказанности и превосходства от содеянного. Предания говорили, что особое удовольствие он получал от убийства правителя и его семьи, оставляя полуживую Долину обезглавленной. Это была наивысшая грань самодовольства – видеть в глазах отчаяние, отсекать красивые аристократичные головы холодным лезвием своего меча.
После постоянных нападений Всадник знал, что в каменном плаще скрыта магия, что он, как непробиваемый саркофаг, сохраняет правителей и крупицы их силы. И было понятно, что разрушения Долины и убийства через несколько сотен лет опять принесут ему дикое удовольствие . Долина воскреснет, даже если он не оставит ни единой живой души.
Ирен ненавидела обреченность замкнутого круга. Кувшинка задумала наглую и безрассудную вещь – разорвать его. И в сердце звучал голос Асэми: «Не сомневайся!»
С самого рассвета и до заката она размышляла и взвешивала все «за» и «против». Когда Ньёрк примчал ее ко дворцу, решение стало непоколебимо.
Черное облако, которое она заметила у горизонта, пока сидела на валуне, уже поднималось из-за леса. Ветер зловеще завывал и посвистывал.
Нужно было приготовиться.
В тонкой руке она мертвой хваткой сжала свое яри. Она не была рождена воином, но Асэми научила ее всему, что умела сама. Этим легким изящным копьем, называющимся так просто и так красиво – яри, Кувшинка владела в совершенстве. Клинок яри отражал последние лучи заходящего солнца и бросал яркие и острые, как его лезвие, блики. Он предчувствовал кровь. Он наполнялся силой перед боем, как мужское достоинство перед первой брачной ночью.
