Воцарилось долгое молчание. Когда Питер наконец вроде бы собрался заговорить, остальные подались вперед, ожидая – и в этом не ошибаясь, – что говорить Питер будет вполголоса.
– Итак, Филип… Как я уже сообщил, в случае с этой книгой самое важное – текст. И слово “важное” я употребляю не попусту. Этот текст излагает историю, которую я обнаружил лично и которая, когда станет широко известна, изменит то, как люди мыслят себе одну из важнейших тем нашего времени.
Несколько мгновений он давал этому впечатляющему заявлению усвоиться, а затем вознамерился продолжить, но тут заговорил Филип:
– Ну, в таком случае почему вы хотите, чтобы я это публиковал? Я всего лишь маленький издатель.
– Верно. Однако из маленьких желудей способны вырасти дубы. И кроме того, – признался он, – надо бы покаяться, что вы не первый издатель, к которому я обратился. Мое предложение рассматривали крупнейшие лондонские учреждения. Надеюсь, вас это не обижает.
– Вовсе нет. Скольким другим издателям вы уже отправляли это?
– Семидесяти шести.
Филип осмыслил это и сказал:
– Что ж, полагаю, фотографии старого Дройтуича могут показаться некоторым слишком нишевыми…
– Даже если добавить к ним Фекенэм, – услужливо встрял Бенджамин.
– Фотографии – лишь повод, – сказал Питер. – Как я уже успел сообщить, текст – вот что важно. История. Итак, то, что я собираюсь вам изложить… – голос сделался еще тише, – обязано остаться в стенах этого сарая.
Бенджамин с Филипом торжественно кивнули.
– Как я понимаю, вы заметили, что у этих фотографий общее? У всех людей на этих снимках?
Филип внезапно догадался, к чему все это.
– Продолжайте, я всему поверю, – произнес он устало.
– Общее у них вот что: все эти люди – урожденные англичане. Так вот, название моей книги – “План Калерги”, и вступление у нее о том, что, захоти вы сделать такие снимки в наши дни…
И тут уж полоумная мешанина соображений посыпалась из Питера Стоупса без запинки. Кроме того, Филип, уже изучивший подобные верования несколькими годами ранее, был с мыслями Стоупса знаком. Белые народы Европы вроде как подвергаются постепенному геноциду. Их медленно изводят под корень, и весь этот процесс – дьявольское изобретение одного австрийского аристократа начала ХХ века по имени Рихард фон Куденхове-Калерги. “План Калерги”, как его называют некоторые, – программа создания панъевропейского государства, в котором, по словам из его книги “Praktischer Idealismus”[23], “человек далекого будущего будет смешанных кровей. Будущая евразийско-негроидная раса, внешне похожая на древнеегипетскую, заменит разнообразие народов разнообразием личностей”. И это геноцидное панъевропейское государство, конечно, уже окрепло и вершит свое злодейство – Европейский Союз, а Калерги – ни много ни мало его духовный основатель.
Через несколько минут Бенджамин с Филипом шагали к своим машинам под февральской моросью, а Питер Стоупс и его шесть старых открыток были посланы куда подальше главным редактором “Чейз Хисторикл” в очень откровенных выражениях.
– Так что же, он все это выдумал? – спросил Бенджамин.
– Ой, нет – Калерги существовал, он, возможно, и впрямь основатель Евросоюза, если хочется докопаться до истоков, – ответил Филип. – Но просто поражает, как эти люди извращают его идеи. Вероятно, мое замечание, что чокнутые безобидны, несколько наивно.
– Нет, вряд ли. – Бенджамин добрался до машины первым и завозился с ключами. – Нам сегодня просто не повезло. Таких, как он, немного.
