– А дом этот ты как нашел?
– А я следил, куда ты шла.
Любаве это не очень понравилось. Но, в конце концов, это ведь Рагнвальд. Ну, следил и следил. Мог бы просто спросить, но, может быть, было не с руки.
– Пить, есть хочешь?
– Нет. Не до того. Где князь? Почему его не было на состязаниях?
– Его нет в Новгороде. Он в Верхних Соснах.
– Что он там делает?
– Живет.
– С молодой женой.
– Да. Неужели ты до сих пор ее не забыл? Не виделись больше года.
– Это не так.
– Между вами ничего не было?
Рагнвальд улыбнулся грустно и молча взглянул на Любаву.
– Было? – спросила она.
Он кивнул и перестал улыбаться.
– Меня давно не было в городе, – сказала она. – Я нынче вдова и содержанка.
– Листья шуршащие! – сказал Рагнвальд. – Это как же? Что случилось с мужем твоим?
В двух словах она поведала ему о своих недавних злоключениях.
– А потом меня приютил хозяин этого дома.
– Приютил? Вот оно что. Вояка какой-нибудь престарелый? До чего ж люди … все-таки … Хм.
– Нет. Купец.
– Купец? Ну, знаешь … Тебе нужно было обратиться ко мне.
– Да, – сказала она. – Вот только ты, когда мы последний раз виделись, не сказал, где ты будешь меня ждать. Чтобы к тебе обратиться можно было.
Рагнвальд присел на ховлебенк, тяжело вздохнул, и сказал, глядя в сторону, —
– Ну, прости. Хочешь, я тебя куда-нибудь увезу прямо сейчас? Только…
– Только?…
Он посмотрел на нее затравлено. Она и сама все понимала прекрасно.
– Все мое состояние, все мои земли к твоим услугам, – сказал он. – И сколько угодно ратников.
– Со мною все в порядке, – заверила его Любава. – Мне нынче весьма привольно живется. Мне никогда раньше так привольно не жилось.
– Ты серьезно?
– Да. Не мучайся ты так. Ты мне ничем не обязан. Что у тебя на душе, Рагнвальд, выкладывай.
Он поерзал, встал, прошелся по комнате, и снова присел на ховлебенк.
– Не могу я больше, вот что. Дай мне слово, что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.
– Вот уж мило! – ответила Любава. – Милее не придумаешь. Нет уж.
– Почему?
– Тайны раскрываются иногда так внезапно. Кто-то что-то подслушает где-нибудь, или кто-то кому-то скажет в нетрезвом виде, а виноват всегда тот, с кого взяли слово.
– Но мне нужно тебе сказать!
– Говори просто так, без клятв. У меня нет привычки посвящать посторонних в тайны, которые мне не принадлежат. Но всякое может быть. Вдруг я напьюсь и выболтаю что-то, или схватят меня и начнут пытать, а может кто-то еще, посвященный в твою тайну, откроет ее всей округе, а ты подумаешь на меня.
Рагнвальд еще раз вздохнул. Лицо его осунулось, глубоко посаженные и одновременно выпуклые глаза застыли, глядя в одну точку.
– Хорошо, – сказал он. – Завтра будет все равно в любом случае. То есть, не совсем все равно, но большой важности … Э…
– Да говори уж.
– Ингегерд в Верхних Соснах, не так ли.
– Так.
– Я туда поеду. Ярислиф … Ярослав … предупредил меня, чтобы я не смел показываться ему на глаза.
– Но ты все равно поедешь.
– И постараюсь не показываться ему на глаза. Я попытаюсь выкрасть Ингегерд. Уже почти все готово, все приготовления … э … произведены.
Любава присела напротив.
– Так, – сказала она.
– Завтра я зайду к тебе опять.
– Только не завтра.
– Почему?
– Завтра здесь будет Детин.
– Выпроводить нельзя?
Любава закатила глаза. Люди, зацикленные на себе, бывают иногда так непонятливы.
– Хорошо, – сказал он. – Послезавтра. Я оставлю у тебя кое-какие хартии. Грамоты. Если у меня получится, я пришлю за ними гонца. Если нет – воспользуйся ими, когда и как тебе будет угодно. Также, я оставлю тебе дарственную на все мои владения. Правда, тебе придется, в случае провала моего плана и моей возможной гибели…
