Из груды бумаг ректор извлек прозрачную стеклянную пластинку на серебристой цепочке, навел на меня, опустил и кивнул каким-то своим мыслям.
– Пройдемте, – он махнул рукой, направляясь в глубину лаборатории. Я послушно пошла за ним к странному соединению металлических трубок, зеркал и колб, в которых булькала жидкость.
– Смотрите сюда, – распорядился Эван. – Только сюда, в красную точку.
Я послушно уставилась на маленький шар, который плавал среди трубок. Красная точка на его боку приплясывала, стараясь уползти, и в глаза словно песку насыпали: веки сделались тяжелыми, захотелось спать.
– Пройдемте, – снова приказал ректор, и я вернулась за ним к столу для вскрытия.
Невольно вспомнились слова Джейка о том, что Эван смолит фей в бочках. Наверно, прямо тут.
– Как вас зовут? – ректор говорил так, словно само мое присутствие вызывало у него зубную боль.
– Валерия. Лери.
Эван кивнул.
– Должен вас огорчить, Лери. Ваш мир сейчас слишком далеко, чтобы я вернул вас туда без сунтрантана. Мне жаль, но вы здесь надолго.
***
Надолго, повторила я.
Холод обнял еще крепче. Я только сейчас окончательно поняла, насколько далеко оказалась от дома.
В общем-то, мне почти нечего было терять. Съемная квартира, скучная работа, родители, которые выставили меня из дому через две недели после восемнадцатилетия. “Мы тебя вырастили, теперь давай сама”, – сказал отец; ну да, вполне себе позиция, почему бы и нет?
По мне там некому скучать. И я ни по кому не скучала. Немногочисленные приятельницы, с которыми мы изредка перебрасывались смешными картинками в социальной сети, могут вообще не понять, что со мной что-то случилось.
Но я разом потеряла все знакомое, привычное, и сейчас мне было не по себе.
– Не ругайте мальчиков, – неожиданно для самой себя попросила я. – Они…
Тонко очерченные ноздри ректора нервно дрогнули.
– Они должны понимать, что любое действие имеет последствия, – отчеканил Эван. – И как-то слишком быстро вы стали за них заступаться?
Он злился – а я понимала, что его злость может выйти мне боком.
– Ну… я просто тоже проказничала в детстве, – призналась я. – Когда мне было три, то я помыла ботинки изнутри с маминым гелем для душа.
Я надеялась, что это позабавит ректора, возможно, заставит его улыбнуться, но Эван остался холоден.
Ладно, переведем разговор на другое.
– Раз уж я в этом мире, то может, вы посоветуете, чем могу заняться? – спросила я. – Мне хочется приносить пользу.
Особенно тем, от кого я теперь завишу. Мало ли, вдруг ректор решит, что в его коллекции чудес и диковин не хватает человека из другого мира…
– Даже не знаю. Вот ведь свалились вы на мою голову… – с прежней холодностью ответил ректор и направился к дверям. Я поплелась за ним, надеясь, что он не выставит меня из дому.
А вдруг и правда выставит? И что я тогда буду делать?
– Я же не специально. У меня был обычный рабочий день, – сказала я, выходя в коридор. Здесь было теплее, и кровь быстрее побежала в венах.
– И чем вы занимались? – бросил Эван через плечо.
– Я переводчица.
Кому тут нужен переводчик с языков другого мира… Ректор обернулся, посмотрел с каким-то брезгливым сочувствием, и это уже начинало бесить.
В конце концов, я сюда не просилась. Меня похитили!
– Вряд ли вы способны переводить с кварнирани, – сказал Эван. – Ладно. Пойдем ужинать, а там я решу, что с вами делать.
В столовой ректорского дворца можно было бы усадить целый полк. Наверняка были времена, когда тут давали званые обеды и за длинным столом рассаживались гости, с интересом изучая выставленные угощения. Но сейчас огромную столовую озаряло несколько ламп, большая ее часть тонула в сумраке, и за столом сидело всего шестеро человек, двое из которых были големами.
