Срочный вызов - страница 12

Слово «вас» было трижды подчеркнуто, и несколько раз обведено ручкой.

«Даже когда мы спали – он отворачивался. Нет, не подумайте – он не уклонялся, все делал, как надо, просто отворачивался потом. И, я видела, он считал дни до развода. Я плакала, Офелия, знаете?».

Знаю. Я тоже плакала – читая его письма, длинные, пространные, полные тоски и обещаний долгой и счастливой семейной жизни, которая уже вот-вот наступит, стоит только завершить последние формальности с разводом и разделом квартиры, уволиться с нашей пятой подстанции, отдежурить обязательные четыре оставшиеся смены, купить билет, сложить свои нехитрые пожитки в потрепанный чемодан, сесть в поезд, вытерпеть сутки мелькания пшеничных полей за окном, выбраться на вокзале нашего города из вагона, моргая… дождаться в толпе знакомой фигуры, броситься, обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Я ждала этого мига, много раз его во сне видела. Очень ждала. И не дождалась.

«Вам больно, я вижу? Мне тоже больно. Пусть нам обеим будет больно, Офелия… не знаю, как вас там дальше. Ярослава больше нет. Его убили на вызове. Вызвали под утро в Чапурники. И убили. Зарезали. Не знаю, кто и за что, милиция до сих пор мне ничего не сказала. Кажется, уголовники какие-то там жили, поругались, подрались, он попытался вытащить раненого с той квартиры, на него кинулись. Так участковый сказал. Он еще день пролежал на улице, под вечер только его забрали. В пыли лежал… вы читаете, Офелия? Я знаю, его с распоротым животом выкинули на улицу еще живым. Водителя избили и прогнали. А он умирал там, пока утро начиналось, пока все эти нелюди просыпались. Наверное, мимо проходили, видели – и проходили. Вечером забрали, понимаете? Вечером! Весь день Ярослав, в своем белом халате, который я ему сутки назад гладила, лежал в грязной канаве!! Я ему покушать собирала… все так и осталось там, на станции вашей, лежать, он не успел – понимаете? Я на станцию пришла, мне сказали – вы его еду забирать будете?»

Вдыхаю и выдыхаю. Снова и снова. Пытаюсь дергать диафрагмой – говорили наши девчонки, что увлекаются какой-то там хата-ёгой, или как там ее – вроде помогает. Ни черта не помогает… только больнее. Провожу ладонью по глазам… нет, сухо. Выгорело.

«Простите, Офелия. Я не могла вам не написать. Вы почти отняли у меня мужа. И, что самое странное – мне некому, кроме вас, поделиться. Подруги… ну, они утешают, конечно, говорят, что судьба, говорят, что все наладится, что справлюсь… Наверное, справлюсь, не знаю. У подруг-то все хорошо – мужья рядом, дети тоже, родня, опять же, они посочувствуют, и уходят обратно, к своим, где тепло и уютно. А у меня пусто. Совсем пусто. В квартире эхо… я даже не знала, что оно бывает, представляете? Я сюда только ради Ярика приехала семь лет назад. Жить не хочется… Плачу…. постоянно плачу… Простите меня, если можете. Я вас уже простила. Если совсем будет плохо – пишите. Или звоните. Я выслушаю. А хотите – приезжайте, вместе поплачем».

Короткая подпись «Елена Туманова». Росчерк подписи. Номер волгоградского телефона. Запах духов, которым обычно украшают письмо – не знаю, чтобы восприятие было сильнее, что ли…

– Встречают, – вполголоса произнес водитель.

Моя дверь распахивается – без моего участия. Двое в кожаных плащах, яростно матерящиеся, впиваются мне в предплечье и в бедро.

– АААААБЛЯЯЯЯ, ССССУУУУУКААААА!!!!