Внезапные объятия Любы, её живот, прижатый к нему, слёзы, ручьём струившиеся из глаз, и этот прерываемый рыданиями из глубины души полный неподдельного горя монолог перевернули душу, и Марк отчётливо представил себя и свою маму.
«Конечно же, в такой ситуации я бы вырывался из собственной кожи, чтоб только спасти её. Что может быть важнее спасения матери?! И Люба сейчас делает то же самое, – скользнула мысль, – её мать невиновна. Семь лет тюрьмы угробят её. За что? За то, что спасала от смерти своего сына? А кто спасёт её?»
– Ладно. Неси деньги… – неожиданно, словно со стороны, он услышал свой и в то же время чужой голос.
«Всё… Рубикон – позади», – мелькнула мысль.
Лицо Любы вспыхнуло от радости, а ручеёк слёз мгновенно высох. Она жестом пригласила его войти в дом.
Марк впервые попал в цыганское жилище и был немало удивлён его удручающей неустроенностью: некрашеный, в жёлтых пятнах дощатый пол, облезлые, местами ободранные аляповатые зелёные обои, старенький деревянный стол, буфет с покосившимися дверцами и две лавки на кухне, на которых сидели двое мужчин в потёртых штанах и цветных шёлковых рубахах навыпуск, а также два мальчика-подростка.
Все они, несмотря на разницу в возрасте, курили, и дым стоял такой, будто сгорела табачная фабрика. В большой комнате весь пол завален тюфяками и красными стёгаными ватными одеялами. Ни одной кровати, шкафа или иной мебели.
«Вот тебе и цыгане. Сами – в золоте. Тысячами ворочают. А быт и удобства им вообще неважны?» – удивился про себя Марк.
– Здесь пять тысяч, – быстро вернувшись, уточнила запыхавшаяся Люба, вручая завёрнутый в газету пакет. – Половину отдадите сразу, а другую – когда следователь уже поможет маме, – напутствовала она.
Марк, взяв деньги, бросил взгляд на куривших мужчин, которые, неторопливо беседуя на своём языке, делали вид, что происходящее их совсем не интересует. Он молча положил пакет в карман, а затем отправился на улицу ловить такси.
Вечером позвонил Володе, пообещав назавтра приехать к нему домой.
Рыбалка сорвалась… И не только рыбалка…
На следующий день, прихватив бутылку водки, Марк отправился в гости к другу.
Знал бы он, чем эта встреча закончится…
Мозг взорвался от надрывающей барабанные перепонки сирены дверного звонка. Веки запаяны клеем. С огромным трудом разомкнул их. Утро. На часах шесть ноль-ноль. Значит, поспать удалось всего четыре часа.
Валерия тоже проснулась и испуганно смотрела на дверь.
Невероятным усилием вырвав себя из мягких объятий постели, с полузакрытыми глазами, даже не спросив: «Кто?» («Скорей бы заткнуть проклятую сирену…») – открыл замок.
В квартиру один за другим мимо него просочились двое в штатском и двое в милицейской форме. Первого узнал сразу. Это был Верноруб, тот самый начальник следственного отдела, у которого он спрашивал, кто ведёт цыганское дело и где кабинет Мудко.
– Рубин Марк Захарович? – тон вопроса – выстрел в голову.
– Да, а в чём дело? – спросил он, хотя уже всё понял.
Верноруб показал постановление на обыск и сразу предложил:
– Марк, давайте пo-хорошему чтоб мы вам тут все полы в квартире не ломали. Где вторая половина денег Любы?
Марк молчал. Частыми и гулкими ударами ухало сердце.
– Молчать нет смысла. Цыганка нам уже всё рассказала. В деталях и подробностях. Есть и другие свидетели. Где две с половиной тысячи рублей? – нажимал Верноруб.
Марк вспомнил курящих цыган в доме Любы в момент передачи денег. Отметил, что следователю известна точная сумма – две с половиной тысячи, – и понял: уходить в отрицание бесполезно.
