Сшитое сердце - страница 8

У тени было лицо прекрасного юноши.

Остановившись перед двойной оливой на том самом месте, где Фраскита только что зарыла свою шкатулку, он прокричал во весь голос: “Сто девяносто восемь!”

Фраскита проводила взглядом широко шагавшего красавца с тонкими чертами лица, так ее напугавшего. Он встал навытяжку перед следующим деревом, оглушительно выкрикнул: “Сто девяносто девять!” – и двинулся дальше, считая оливы. Едва он скрылся из виду, девочка подхватила лопату с корзиной и пустилась наутек.

И ни разу не обернулась, пока не добежала до деревни.

Поравнявшись с первыми домами, она встретилась взглядом с блестящими глазами какого-то беса, обернувшегося котом, чтобы не давать покоя полевкам, и замерла на месте. Желтые глаза мерцали между небом и землей. Зверь несколько мгновений смотрел на нее, будто взглядом прикалывал, как бабочку, к ночному пейзажу, потом отвел глаза, плавно соскользнул с дерева и растворился в темноте. Фраскита опомнилась, хотя так и не смогла до конца убедить себя, что это всего-навсего соседский кот, и побежала дальше. Тяжело дыша, толкнула дверь, ощупью пробралась через комнату и упала на постель.

Шли дни, шли недели. Натерпевшись страха во время ночной вылазки, Фраскита и не думала возвращаться к двойной оливе, под которой зарыла свое сокровище.

Зато ее мать постоянно находила всевозможные предлоги, чтобы перевернуть все вверх дном в их маленьком домике или сдвинуть с места какой-нибудь старый камень в патио. Любопытство не давало ей покоя. Желание проникнуть в тайну шкатулки так разгорелось в ней, что она едва не утратила разум.

– Надеюсь, ты не потеряла то, что было тебе доверено, а спрятала в надежном месте. Одному Богу известно, что может случиться, если кто-то найдет эту шкатулку и раньше нас ее откроет. Она все еще в доме? – в конце концов спросила мать у Фраскиты.

– Нет, в доме ее давно уже нет. Мы сходим за ней через три месяца туда, где она спрятана, и можешь не беспокоиться, никто раньше нас ее не откроет!

– Ты схоронила ее во дворе?

– Не во дворе и не в деревне. Она далеко, без моей помощи тебе ни за что до нее не добраться.

– Так скажи мне, куда ты ее отнесла! Я знаю место, где ее можно спрятать так, что никто никогда у нас ее не заберет.

– Ей хорошо и там, где она теперь.

– Как ты можешь настолько не доверять своей старушке-матери?

– Мама, пойми, того, что появится в шкатулке, когда придет названный тем голосом срок, в ней еще нет. Если ты откроешь ее сегодня, она будет так же пуста, как сорок лет назад, когда ты совершила ту же ошибку. Обещанный мне дар растет там в темноте. Дай ему столько времени, сколько требуется!

Мать ударилась в слезы и рассыпалась в извинениях, но не прошло и трех дней, как она снова принялась расспрашивать.

За вопросами последовали приказы, затем посыпались удары.

Фраскита целый месяц терпела побои. Она держалась стойко – ни кнутом, ни пряником ничего от нее было не добиться, она не уступала, оставалась такой же безмолвной и непроницаемой, как сама шкатулка. Она сама превратилась в запертый ларец, и тщетно мать день за днем пыталась взломать крышку. И даже отцу, который не лез в бабские дела, несколько раз пришлось вмешаться, не то мать убила бы ее.

Тридцать дней мать лютовала, затем ее поведение полностью изменилось. Она замолчала и целыми днями накручивала на палец длинную седую прядь. Она перестала есть, перестала причесываться, перестала выходить из дома, она чахла и угасала.