В женском вопросе это выразилось ярко и особенно. Декретировать равные права женщин и мужчин было легко. Но обеспечить их практической реализацией было очень трудно. Тем более, что женщин большевики сразу старались вырвать из объятий семейного и кухонного быта и превратить в полноценных участников производства. Только сил и материальных возможностей Советской власти явно не хватало для решения этой задачи вплоть до середины 1930-х годов, то есть практически до 20-летия революции.
Потому политика в отношении женщин в первые годы Советской власти, вплоть до начала первой пятилетки в 1929 году, приобрела характер решения самых вопиющих, самых неотложных женских проблем, причем решения самыми скупыми и скудными средствами.
Первейшими вопросами, ставшими перед Советской властью, оказались вопросы материального обеспечения женщин и защита материнства и детства. Старые законы были отменены, муж теперь не обязывался непременно материально содержать жену, да и к тому же война оставила множество незамужних девушек и женщин, вдов, часто с малолетними детьми на руках. По поводу первого вопроса у большевиков никогда сомнений не было – женщина должна стать трудящейся, и работать в народном хозяйстве по найму, как и положено настоящему пролетарию. Но возникла проблема. Работу на фабрике оказалось непросто примирить с деторождением и вскармливанием детей. Женский труд и деторождение оказались настолько тесно связаны между собой, что они практически не рассматривались порознь. Женщина должна быть и работницей и матерью – и точка.
В этом деле было много трудностей, хаоса, проб и ошибок, поражений и отступлений, и каждый шаг по улучшению положения женщин давался с большим трудом. Язвы прошлого: женская безработица, высокая детская смертность, проституция исчезли далеко не сразу.
Борьба за жизни младенцев
Новые революционные веяния в женском вопросе в России обычно связываются со свободой любви и с пропагандой свободы межполовых отношений, которые пропагандировала в начале 1920-х годов Александра Коллонтай. Об этом написано столько, что создается впечатление, что большевиков будто бы больше всего интересовали свободные сексуальные отношения, из чего можно даже вывести какую-нибудь псевдологичную теорию, что таким образом будто бы большевики стремились подорвать основы традиционного брака свободой любви и разрешением абортов. Только эта точка зрения была и есть очень поверхностной.
Надо отметить, что, во-первых, кроме Коллонтай, больше таких же страстных приверженцев свободной любви среди большевиков и большевичек не было. Во всяком случае, не удалось отыскать никого другого, кто бы гласно проводил такую же точку зрения. Более того, в более поздней советской литературе Коллонтай не раз критиковали за эту позицию. Во-вторых, тезис о том, что большевики насаждают разврат, бессчетное число раз использовался противниками Советской власти, от белогвардейцев до басмачей, так, что почти ни одно советское мероприятие в отношении женщин не обходилось без подобных обвинений. В-третьих, известный «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин» оказался мистификацией, причем довольно темной. «Декреты» практически одинакового содержания якобы распространялись в Саратове, Владимире, в Екатеринодаре и даже в Москве. По некоторым сведениям, случай в Саратове связывался с попыткой владельца чайной Михаила Уварова дискредитировать анархистов. По всей видимости, у всех этих «декретов» один и тот же источник – белогвардейская пропаганда. 4 апреля 1919 года Главнокомандующий Вооруженными силами юга России генерал-лейтенант А.И. Деникин создал Особую комиссию по расследованию злодеяний большевиков, которая собирала материалы для пропаганды, в первую очередь за рубежом. Среди материалов, которая эта комиссия создавала и распространяла, был и этот «декрет», опубликованный, к примеру, в шведской газете «Svenska Dagbladet» от 9 ноября 1919 года.
