Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 52

Из независимой Латвии, откуда многие государства вели разведывательные операции против СССР, приходили слухи о том, что Сталин убит, и 22 ноября на Старую площадь для 70-минутной беседы неожиданно был вызван Юджин Лайонс, родившийся в Белоруссии и выросший в Нью-Йорке московский корреспондент агентства ЮПИ, симпатизировавший советской власти. Сталин, в последний раз дававший интервью четыре года назад, американцу Джерому Дэвису, по-прежнему стремился к той же цели – нормализации отношений с Соединенными Штатами, которые стали третьим крупнейшим торговым партнером СССР после Германии и Англии, но оставались единственной из великих держав, отказывавшей Советскому Союзу в дипломатическом признании. В кабинете у Сталина Лайонс увидел на стене портреты Маркса, Энгельса и Ленина. «Мой пульс наверняка был учащенный, – вспоминал он. – Впрочем, едва я переступил порог, всякая робость и нервозность тут же покинули меня. Сталин встретил меня в дверях и с улыбкой пожал мне руку… Он был решительно не похож на угрюмого, надутого от важности диктатора, существующего в народном воображении… „Товарищ Сталин, – начал я интервью, – могу ли я ссылаться на вас в том плане, что вас не убили?“ Он засмеялся».

Лайонс выяснил для зарубежной аудитории, что у Сталина есть жена и трое детей (советское население этого не знало) и что он может быть обаятельным человеком. «Когда речь зашла о том, что его называют диктатором России, – писал Лайонс, – он снова рассмеялся от всей души и воскликнул: „Это просто смешно!“» [371] Пока Лайонс печатал в соседней комнате свой репортаж, ему принесли чай и бутерброды. Российский диктатор одобрил машинопись («в целом более-менее верно») и позволил отправить ее в Нью-Йорк, где она произвела сенсацию. Лайонс вернулся в США на лекционное турне по 20 городам. «Невозможно жить в тени сталинской легенды, – отмечал он, – не поддавшись ее чарам» [372].

Дружественно настроенный к СССР корреспондент New York Times Уолтер Дюранти был вне себя от того, что сенсационный материал достался Лайонсу. 27 ноября он тоже с запозданием смог взять интервью у Сталина, для которого ему выделили те же 70 минут. По его словам, Сталин полагал, что текущий глобальный кризис будет углубляться, но не приведет к кончине капитализма, хотя его итогом станет будущая война за рынки и крах Версальской системы [373]. «Сталин – самая интересная личность в мире, – распинался Дюранти в телеграмме в США, благополучно миновавшей советскую цензуру. – Однако из всех национальных лидеров его менее всего знают, он стоит вдали от всех, таинственный, как тибетский Далай-лама» [374].

Друг Дюранти – Г. Р. Никербокер добыл другую сенсацию: интервью с матерью Сталина Кеке Геладзе, которое он взял в Тифлисе для New York Evening Post (1 декабря 1930 года). «Революционные призывы и неизменные призывы упорно выполнять пятилетний план напоминают о том, что весь Советский Союз от Сибири до границ Персии сегодня подчиняется одной цели и одной воле», – писал Никербокер. Кеке, с которой он беседовал при посредстве переводчика с грузинского, заявила, что это из-за нее Сталин не окончил семинарию: «Его не выгнали. Это я забрала его оттуда из-за его слабого здоровья. Он не хотел уходить, а я его забрала. Он был мой единственный [выживший] сын». Она показала журналисту стопку газет и журналов, в которых упоминался Сталин. «Смотрите, как он трудится, – сказала она. – Все это он сделал. Он слишком много работает». Статья Никербокера называлась «Сталин – человек-загадка даже для своей матери»