Сталинград.Том шестой. Этот день победы - страница 7

– Grobartig! Sehr gut! Аха-хоо! Бравая русская свинья попалась к нам в загон.

– Промах, Зепп, промах! Как Бог свят! Вепрь! За этого краснозадого секача…Нас всех ждёт награда! А, может, и отпуск на Родину, а? – Hoiliger Gott! Ты, Клаус, у дьявола яйца обсахаришь своим языком. Это патока, друг! Сталинград отпускает солдат Рейха…только в могилу.

– Эй, в сторону болтуны! Это моя добыча! Дайте, чёрт возьми, взглянуть на трофей. Хаа! Да он и впрямь здоровяк – ветряная мельница. Кулак кувалда. Удар и отчаливай на тот свет приятель! – лающие голоса эхом отозвались в голове Ребякова. Кто-то рядом тирком продул губную гармошку, но вдруг осёкся, засопел. Не покидая седла мотоцикла, слил избыток выпитого, прямо под колёса своего железного коня, и вновь весело брызнул на гармонике.

Новый пинок по рёбрам вывел майора из полубессознательного состояния. Сквозь красный туман боли, он увидел склонившееся над ним, обветренное лицо того самого фельдфебеля – широкое, налитое тёмное кровью, мясистое, злое.

– Живей дерьмо! Hassen…Scheisse! – мордатый фельдфебель поставил тяжёлый грязный сапог ему прямо на горло. – Mistkerl! Толку от него мало…Наших погибших парней, один бес, пивом уже не напоишь. Но я так понимаю: для военной разведки абвера этот клиент ценный…Их спецы выжмут из него всё, глоток за глотком. А коли так, то и нас погладят по шерсти, чтоб я сдох!

Видит Бог! Эти слова фельдфебеля были пророческими. Пуля снайпера, как злобная хищная птица клювом, вырвала клок сукна на его мундире. Из груди толчками захлестала чёрно-гранатовая парная кровь. Оседая на землю, с вытянутой рукой, безумными глазами, он рухнул горой мяса на пленного. И тут, за чугунной оградой будто лопнул металлический стержень, жахнула снова и снова пушка советской «сорокопятки». Её подхватила пулемётная очередь и жаркий треск автоматов.

…Андрей видел, как сорвался с седушки мотоцикла водитель, у которого была простреляна челюсть и рубиновой дыре блестели осколки выбитых зубов. Рядом запоздало чавкнула в грязь, сверкнувшая хромом, губная гармошка.

«Так мужики! Так, братцы! Спасибо!.. Дайте им по рогам…Дайте им сволотам пр-ростраться…» – беззвучно шевеля разбитыми губами, торопил приближение своих Ребяков. Метрах в семи снаряд «сорокопятки» накрыл другой мотоцикл с коляской, превращая его седоков в ошмётки и костный пепел, расшвыривая по асфальту и обглоданным свинцом кустам их жилы и клочья одежд.

Verdammte scheisse!Теперь все думали только о бегстве, как спасти свои шкуры. Пережившие первый шок немцы, скопом, как дрофы, шарахнулись к своим мотоциклам.

– Verpiss dich! Rettet euch!6

– Holen sie sich aus diesev Holle!7

– Wegriehen! Schnell!8

Тут и там взревели двигатели. Комбат Ребяков попытался подняться на ноги, но боль гранатой взорвалась в левом боку, где сапогом фельдфебеля были сломаны рёбра. Снова упал, тяжело дыша. Мотоциклы пронеслись мимо, рыча, как хищные звери.

– Братцы-ы! – попытался крикнуть он, но послышался лишь придушенный шёпот.

– Братцы-ы! Товарищи… – простонал майор, когда в следующий момент мотоциклы исчезли за поворотом и рёв их трескучих выхлопов быстро затих среди всеобщего грохота боя.

И надо же!.. В этой дьявольской какофонии громов, среди сего кромешного ада, рвущихся бомб и снарядов, он каким-то чудом сумел услышать звон одинокого колокола. Точно такой же…какой слушал когда-то в Тюлюке, что плыл в прозрачном хрустале воздуха над малахитовой стеной Сигальги и, такого же древнего каменного громадья Иремеля. «Откуда он взялся в этом пекле? Как сохранился? По ком звонит?.. По мне? По погибшим…живым? По нашей Красной армии? По Сталинграду?.. По всей России?..»