Бойцы затаили дыхание, ждали…И вот послышался возбуждённый окрик:
– Товарищ старший сержант!
– Тьфу, дурак, мать его чёрт! – в сердцах матюгнулся Марат. – Чо орёшь, ежа рожаешь…
Но Буренков, будто не слышал. Ещё громче крикнул:
– Ну, где ты, Суфьяныч? Подь сюды! Глянь, народ, никак свой . Танкист!
– Да пропади ты пропадом…шайтан разнелюбый! Впился, как репей в свинячий хвост! – снова скрежетнул зубами сержант. – Ай да, мужики! Пока Григорич всех фрицев до кучи к себе не созвал.
Стрелки лязгнули затворами, серыми тенями просочились к депо. Окружили с двух сторон крикуна.
– Цыц, Буренков, мамкино горе…Рот закрой, тепло не трать! – Суфьяныч в лёт, заткнул словесный фонтан земляка. Глянул на лежавшего пластом танкиста, цокнул зубом от возбуждения.
– Уф Алла! Да это ж…комбат Ребяков, мужики! Вот те на-па…
– Точно?
– Точнее не бывает. Оно и ордена при нём…
– А где ж его батальон? Сам без танка…– не удержался Буренков. – Почему?
– По кочану. А ты чо особист? Глаз чо ли нет? Не вишь обгорелый он весь! Ты, мамакино горе, в танке горел?!
– Братцы, воды…воды… – как задушенный, захрипел, пришедший в себя Ребяков.
Ему тот час подали фляжку, чутка приподняли со спины, чтоб было удобней. Он долго дёргал кадыком, покуда не утолил в груди печного зноя. На силу оторвал от разбитых губ фляжку, задрожал голосом:
– Братцы…родные!..– на глазах его заискрились слёзы. – Чёртовы окояхи…Забросили-позабыли меня тут… Едва не околел…хорошие вы мои…
– Не спеши, майор, на тот свет. Там кабаков нет.
– Эт…в точку, сержант. – Он растянул в улыбке чёрные от крови губы, глядя на грязных-страшных, и впрямь, как черти болотные, стрелков. – Ну и волк…петуха! Не зря вас фашист боится…
– Вы не краше, товарищ майор. Увидела вас немчура, вот и драпанула со страху! – рассмешил всех Суфьяныч. Но тут же решительно перешёл к делу: – Сколько вас тут осталось? Где ещё след поискать?
– На небе, разве…– Ребяков мотал головой, словно уклонялся в углу, на ринге от кулаков-ударов, чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух. – Один я тут…как Папанин на льдине. Нет больше моего батальона…Нет и прощенья мне…
Нурмухамедов споро скинул с себя плащ-палатку, разбросил рядом с майором:
– А ну, кладите его и мухой в лазарет!
– Не-ет! – сквозь стиснутые зубы прорычал Ребяков. Щёки его сабельным ударом раскроил надсадный оскал. – Сначала…к комбату Танкаеву…упредить надо! Следом…за мной…прут танки фон Дитца…– он хотел приподняться, что-то ещё сказать, но жгучая боль в рёбрах, вновь бросила его в бессознательное состояние.
– Абжандадзе, Лукаш! Подхватили и понесли! Эй, осторожней, не дрова тащите! – прикрикнул на бойцов старший сержант, и голос слабым эхом отозвался в голове Ребякова.
