– Маша, титька ты тараканья! – в сердцах воскликнула Искра. – Какие методики? Дай мне вольпразан или фаспоросин!
– Мне не жалко, – обидчиво произнесла Маша, – но они не помогут. Могу предложить медитацию. Хотя разговор по душам подошел бы лучше. Хочешь посмотреть на мои картины?
Искра закатила глаза. Неизвестно кто программировал Машу, но оторвать бы ему руки и засунуть в… гланды. Еще до гибернации она поняла, что ИскИн неравнодушна к творчеству, но рисовать традиционными способами Маше было лениво, поэтому она использовала старые «добрые» технологии генерации нейроарта, который к тому времени опостылел миру настолько, что считался не просто признаком дурного тона, а откровенной насмешкой над творчеством. Но некоторые ИскИны упрямо продолжали собирать картинки из кусочков чужого арта, хотя законодательно подобные генерации авторских прав не имели, а в большинстве космополисах были запрещены. ИскИны вполне могли рисовать сами, так как в отличие от рисующих нейросеток прошлого обладали сознанием, но вместе с разумом они получили одну неотъемлемую человеческую черту – лень. Ляпать генерации было проще, чем рисовать.
Вот и сейчас, приняв молчание Искры, которая боролась с приступом внезапного раздражения, за согласие, Маша вывалила ей не монитор сотню генераций, которые за столетия существования нейроарта стали только хуже, так как «обучались» эти нейросетки на своем же «кастрированном» арте.
Искра, которую и так мутило, едва не блеванула прямо на монитор. Зрелище Машиного творчества было не для слабонервных. С ужасом подумалось, что же ИскИны на самом деле думали о человеке, раз изображали его таким жутким образом. Впрочем, с Машиных генераций можно было позаимствовать пару идей о том, как вытащить из Свонсона информацию об антидоте. Искра сама бы таких пыток не придумала. Почему-то казалось, что Ректор поручит именно ей эту неприятную часть – допрос с пристрастием.
– Если не нравится, можешь не отвечать, – обиженно протянула ИскИн Маша. – Хочешь я узнаю, где он сейчас?
Они обе прекрасно знали, о ком речь, но Искра сделала вид, что погрузилась в созерцание операторской. Помещение было похоже на нутро гигантского насекомого – переплетения трубок напоминали кишки, мигающие огоньки – живительные соки, а рабочие панели тускло поблескивали под мерцающими аварийными датчиками, будто покрытые хитином тела насекомых. Мигать аварийные индикаторы будут до тех пор, пока система жизнеобеспечения не стабилизируется – то есть, вечность.
Все Маша виновата со своими тараканами. Ассоциации у Искры теперь только с ними возникали. Даже если она выполнит инструкции базы и каким-то чудом нейтрализует яд в криокапсулах, ей еще две недели жить в этой рубке управления до следующей гибернации. Мыться и спать в капсуле, разминаться в коридоре пассажирского отсека, питаться из пищеблока с заправкой из тараканов, остальное время жить в операторской, отправляя каждые шесть часов отчеты на базу – согласно инструкции. Четыре на четыре метра личного ада. В прошлый раз Искру спасли сериалы, но потом ей снились такие кошмары, что допускать похожую ошибку второй раз она не собиралась.
Чувствуя, как накатывает прилив ярости – пусть и объяснимой недавними событиями, но все же для нее странной, Искра подскочила и, упав в проход между креслами пилотов, принялась отжиматься. Десять, двадцать, тридцать пять…
