– Безусловно, – раскрасневшийся Нейман кивнул. – Конечно. У нас есть два таких, как бы, анахорета, что ли. Вот они ведут записи, дети с ними общаются. Хотя. Какие это сейчас дети. Они сами уже взрослые и у самих малыши появляются. Но единственное, что удалось выяснить, так это, это…
Нейман задумался, вспоминая.
– Транспозиция, – медленно выговорил он учёное слово. – Случайно узнали. У всех, и мальчиков, и девочек, тех, кто может общаться с животными, зеркально расположены органы. То есть сердце не слева, а справа. А печень, наоборот, не справа, а слева. Ну, и так далее. У нас примерно половина детей таких родилась и кстати, продолжают рождаться. Так вот, у многих из них такая способность проявилась.
Набоков, Никитин, Гилёв и сидевшая чуть в сторонке Львова переглянулись. Такие специалисты очень бы пригодились в походе на восток. Пусть в их способностях разбираются учёные, а командирам нужны их возможности.
– Вы тут отдыхайте, – Набоков поднялся. – А нам надо распоряжения по эшелонам отдать. Из-за встречи с вами мы задержимся здесь на неделю. Так что необходимо изменения в боевой распорядок службы внести.
– Конечно, конечно, не беспокойтесь, – Нейман ласково поглядел на две, ещё не початые бутылки с коньяком. – Я тут посижу, вас подожду. Всего хорошего вам. Командуйте на здоровье. А можно ещё сыра, лимончика и рыбки копчёной? Давненько я осетров не пробовал. Распорядитесь? Благодарю вас.
Пельмени всегда хорошо
После окончания утреннего осмотра сорока лошадей и пяти коров, помощник ветеринара Манжура пришёл в гости к Якову Седых. Старшина позвал поесть пельменей, налепленных собственноручно.
Лошадиный медик немного запутался в двухэтажных одинаковых купейных вагонах «Спальников», стоявших посреди конвоя. Подсказал ему дорогу к пельменям куривший на улице стрелок.
– Ты чего тут бродишь, ветеринар? – поинтересовался он. – Кобыла убежала?
– Да нет, – усмехнулся Манжура. – Седых ищу. Что-то запамятовал, где он проживает.
– Так он во втором «Спальнике», – стрелок махнул рукой направо. – Там весь ваш эскадрон обитает.
– Спасибо, – Манжура пошагал, куда указали.
В купе старшины сидели неразлучные пистолетчики и Сабиров. Хозяина не было.
– Пельмени свои варит, – пояснил Саня Орлов. – Садись, что стоишь. Чего это у тебя в сумке?
– Подарочек, – Никола вытащил из брезентовой авоськи литровую флягу и аккуратно положил её на столик. Осмотрелся: – Неплохо живёт пехота. Это у вас у каждого по купе?
Юсеф кивнул.
На двух верхних полках у Седых было свалено всё имущество – спальник, куртка, пакеты с чистым бельём, РПГ, два «Шмеля», какие-то фанерные коробки. На стенках купе висели бинокль, разгрузка, серо-зелёная кепка.
– Удобно, когда места много, – Манжура присел. – У меня меньше места, да мне и не надо.
– Мы тут вспоминали, кто где был, когда катастрофа случилась, – прогудел Сабиров. – Ты-то помнишь, Никола?
Тот вздохнул.
– У меня всё как отрезало, – он провёл рукой по голове. – Ничего нет в памяти. А ты где был?
– Мне тогда шестнадцать лет исполнилось, – Сабиров вздохнул, откинулся на стенку купе и прикрыл глаза. – В школе на уроке отпросился в туалет. Руки стал мыть, и тут качнуло меня, в голове что-то как проскребло. Думаю, что это такое? Грохот какой-то вдруг пошёл, звон стекольный. Выбежал в коридор. Дверь в класс, что рядом, открыта. Я туда глянул и остолбенел. Все лежат, кто на полу, кто на столах. Кровь везде. Стекло в окне выбито. Кругом осколки, обломки мелкие какие-то. Думал, война началась, бомбят нас. Потом уж понял, что не война, а хуже…
