– Разумеется нет! Верховный бог Клевор осуждает предательство, а мы все его верные слуги…
– Варка клея пока в тридцать три смертных греха не входит, так что я попрошу божьей помощи, чтобы дьякон не нашел меня…
– Молись усердно, друг мой,– усмехнулся Канни и поспешно отошел, пока отец Шед не заметил его подозрительного внимания к старой поленнице.
С тех пор, как пять лет назад Маран привез сюда этого мальчика, брат Канни присматривал за ним.
Маран был одним из немногих слуг Клевора, в котором вера сочеталась с рассудительностью, в Церкви его уважали и боялись, и сам Клевор не раз отмечал святого воина своим особенным покровительством. Никто не посмел возражать, когда Маран объявил, что мальчик из Ишимера, сын террористов, останется под лоном Церкви, хотя только Боги знают, стоило ли обрекать ребенка на пожизненное заключение.
Дикого, как волчонок, ребенка обрили, дали новое имя, научили читать книги, приобщили к религии и вечерним молитвам, заставили носить монашеское облачение и отучили есть мясо, но сделать из уроженца Ишимера смиренного монаха… это было невозможно. Дикий нрав паренька рвался наружу, словно хищная птица из тесной клетки, а острый ум вгрызался в постулаты религии, как голодный ворон к хлипкую жестянку. Мартин подвергал сомнению все, что слышал, и задавал такие вопросы, от которых старых святош бросало в пот. Мартина уже выгнали за побег из монастырского приюта, чтобы он не портил светлые умы других детей, и уже несколько раз пытались выдворить отсюда, самого глухого монастыря Церкви – единственного места, где согласились принять сына убийц.
Многие сотни лет сюда не ступала нога ребенка, здесь собирались самые преданные служители Церкви, отрекшиеся от мира во имя служения высшему знанию. Задачей монастыря было охранять древнейшие рукописи, доступ к которым был разрешен только мудрейшим из мудрых. Тихая и размеренная жизнь стареющих монахов затрещала по швам, когда в стенах древнего монастыря появился чернявый чертенок.
В прежнем месте он без конца пытался сбежать, но тут бежать ему было некуда: монастырь находился посреди глухого леса в нескольких днях тяжелого пути до ближайшей дороги. Единственными дозволенными развлечениями для ребенка было прыгать по крышам, до лазать по деревьям в саду. Однако, мальчик оказался смышленый, – даже слишком, – и нашел повод для веселья в лице каждого из старых монахов.
Он подменял писчие перья на щепки, подкладывала игумену в одежду лягушек, из раза в раз пришивал к одежде алтарника отличительные знаки высшего духовенства, мастерил из дерева уморные лица, в каждом из которых легко можно было узнать оригинал… Больше всего доставалось бедняге отцу Шеду: как самый старый и самый ворчливый, он стал любимой игрушкой Мартина.
И, хотя все монахи, пришедшие в этот монастырь, годами постигали путь смирения, не так-то легко было сдержать свою грешную душу, когда спустя десятки лет покоя обнаруживаешь, что вместо каши жуешь деревянную щепу с молоком.
Влияние Марана, покровителя мальчика, было огромно, но не безгранично, и Канни беспокоился, что в конце концов шалости паренька доведут здешнего игумена и тот внемлет просьбам отца Шеда.
Ночью того же дня брат Канни искал ребенка, которого наверняка нашли и наказали. Он заглянул в молельню, в сарай, на кухню, но в конце концов обнаружил мальчика в библиотеке. Мартина заставили переписывать обветшавшие летописи на новую бумагу.
