Бабася с интересом оглядела Витькино жильё: стол из перевёрнутого ящика, по бокам приставлены стулья из чурбаков – на одном сидел Витька, на другой села сама. На стенах висели лук со стрелами, головной убор индейского вождя из перьев соседского петуха, офицерский планшет, ржавое ведро с прорезью для глаз, которое, по-видимому, означало рыцарский шлем, в углу копье.
Старушка почмокала губами.
– Хорошо тут у тебя, – честно призналась она. – Не то, что у меня в сарае.
Витька неимоверно оживился и принялся подробно расписывать своё житьё-бытьё. Он так разошелся, что чуть с чурбака не свалился.
Бабася слушала, охала и ахала, а в самых интересных местах, держась за виски, качала головой:
– Ишь ты! Надо же! Ты гляди, што творится!
Повествование своё Витька закончил на оптимистичной ноте:
– Бабась, мы теперь с тобой такие дела закрутим… Такие дела… Даже не знаю, что… что и будет…
Дела, видимо, действительно предстояли нешуточные, раз даже такой хитроумный человек, как Витька, не нашёл для этого подходящих слов, только сделал в воздухе замысловатые движения пальцами:
– Во какие!
Бабася, польщённая оказанным доверием, мелко кивала, поддакивая:
– Ну да! Ну да! Ну да!
Новый союз надо было оформить по всем правилам заключения мирных договоров и скрепить собственноручными подписями. А так как Витька жил хозяйственно, он достал из офицерского планшета блокнот, расчерченный вдоль и поперёк секретными схемами, которые остались от того времени, когда он числился командиром особого отряда (если быть точным, рядовым и командиром в одном лице, что, конечно, намного труднее, чем быть просто командиром), и огрызок карандаша и совсем уж было собрался писать, как услыхал сердитый голос бабушки.
– Витя! Витя! Да где ж тебя непутёвого носит?
Витька приложил палец к губам и выглянул в просвет между листьями.
Бабушка стояла посреди двора, опираясь на тяпку как на палицу, и наподобие старинного богатыря Ильи Муромца, и из-под ладони озирала окрестности.
– Ви-итя!
Витька незаметно выскользнул из шалаша. Но пошел к бабушке не сразу, а предварительно попетляв по саду, чтобы сбить её с толку, если вдруг бабушка захочет найти место его пребывания.
– И где тебя носит? – с досадой спросила бабушка. – Насилу дозвалась.
– Да я там… Это самое… Всякими делами был занят, – туманно объяснил Витька и, чтобы избежать дальнейших расспросов, учтиво поинтересовался: – Бабушка, а бабушка, а ты зачем меня звала?
– Обедать будешь?
– Нет! – Витька так отчаянно мотнул головой, что казалось, его тонкая шея оторвется. Но всё обошлось, и бабушка опять спросила:
– А завтракал?
– Завтракал.
– Ну, хорошо. Пойду я отдохну немного, – взялась за виски бабушка. – От жары что-то в голову шибануло. А ты тут играй. Со двора никуда не уходи.
– Не уйду.
– Обещаешь?
– Да честное слово!
Бабушка прислонила тяпку к сараю и, тяжело передвигая отёкшие ноги, ушла в дом, печально качая головой и вздыхая:
– Ох-хо-хо. Грехи наши тяжкие.
Витька нетерпеливо проводил её взглядом: ну как бабушка передумает и опять его позовет. И лишь только она пропала из виду, опрометью кинулся к шалашу.
– Порядок! – заорал он, влетая внутрь. – Бабушка отдыхает! Айда играть!
Но в шалаше Бабаси не оказалось. Округлив глаза, он испуганно уставился на пустое место. Голос его дрожал, когда он негромко позвал:
– Ба-ба-бабася!
И не дождавшись ответа, пулей вылетел наружу, ошалело заметался возле кустов.
