Да, такого, как он, впору называть полуторалюбом. Одну любит по-настоящему, другую в полнакала, дополняя недостающую половину звериной страстью. Или совсем не любит, а только вожделеет? Нет, всё-таки немножко любит, ибо без слабого зародыша этого чувства не мыслит себе какие-либо интимные отношения с женщиной.
Вот, например, сейчас: сидит перед ним девушка, безусловно, вызывающая желания своими идеальными формами. Но стремиться к удовлетворению желаний он не станет. И не только потому, что в самый кульминационный момент стройные ножки и осиная талия скроются от его взора, а предстанет ему вырубленное топором лицо. Просто без влекущего к человеку чувства он не сумеет воспламениться, не сумеет превратить свойственный каждому млекопитающему акт в высшую из всех возможных форм человеческих отношений, когда два тела отправляются в совместный полёт по самой причудливой орбите и одновременно преодолевают земное притяжение, выходя в космос истинной любви.
– Может, вы уже хотите спать? – прерывает его размышления девичий голосок.
Александр инстинктивно бросает взгляд на часы: всего-то половина двенадцатого. Правда, вставать придётся довольно рано, и с рациональной точки зрения – самое время укладываться. Но разве в такую рань уснёшь, даже если это очень нужно?
– Нет, что вы. Я раньше двух никогда не ложусь.
– А встаёте во сколько?
Нелепый обывательский вопрос! Обычное ничего не значащее любопытство, которое он терпеть не может. Хотя нет, всё гораздо тоньше: ответ позволяет определить, ходит ли человек на работу – есть же такие счастливцы, кому этого делать не надо.
– Мне на службу к десяти, поэтому могу поспать до половины девятого.
– И за полтора часа всё успеваете? – с ноткой сомнения вопрошает юная попутчица.
– Час на сборы, полчаса на дорогу – как раз получается.
– А я думала, в Москве меньше, чем за час, никуда не добраться, – с детской непосредственностью произносит Виктория. Да ей и в самом деле никак не больше двадцати.
– За полчаса я и пешком могу дойти: живу в центре, работаю тоже. Кстати, на машине почти столько же выходит: светофоры, пробки, развороты…
Ну вот, вместо того чтобы просветить её своими вопросами, как рентгеновскими лучами, сам рассказывает о себе! Нет, нужно резко развернуть разговор на сто восемьдесят градусов.
– У вас-то, наверное, за тридцать минут весь город обойти можно?
– Тридцать минут вы будете от вокзала до центра добираться. А до нового квартала, где я живу, и вовсе не меньше пятидесяти. А то и час.
– Вот как! – удивился Александр. – Сколько же человек живёт в Ольгине?
– Больше двадцати тысяч – это факт. Но меньше двадцати пяти. Точно не знает никто.
– У нас микрорайоны населённей. И всего-то тридцать-сорок домов. Три-четыре автобусные остановки.
– Вы в небеса карабкаетесь, а мы ближе к земле стремимся. У нас половина семей собственный дом имеет. А многоквартирные – не выше трёх этажей.
В дверь просунулась физиономия толстозадой проводницы.
– Прибываем в Ольгин в девять ноль-ноль. За час – санитарная зона. Разбужу в семь.
– Почему так рано? – не удержался от удивления Александр.
– Пока подниметесь, пока умоетесь…
– Нам для этого пятнадцати минут достаточно.
– Вам да. Но таких, как вы, двадцать с лишним гавриков. А туалета – всего два.
Спорить было бесполезно.
– Чай пить не надумали?
– Нет, – хором ответили оба пассажира.
Проводница глубоко вздохнула и сделала шаг вперёд.
