– Божечки ты мой! Да ну на фиг! Не верю. А чего ты к своим тусовщицам не попросишься? У них-то места поболе, чем у твоей скромненькой, нищенькой Верочки!
– Не могу я к ним… я объясню.
– Ну, коли не побрезгуете моими двенадцатью квадратами, милости просим, госпожа Львова! У меня-то всех хором – одна комнатушка.
– Ой, Верунь, спасибо тебе! Я на одну только ночь. К родителям… то есть к маме не хочу. Они папу поминают, а тут я со своими проблемами. И вообще, ты знаешь их отношение… сейчас начнётся – «а мы говорили, а мы предупреждали». А я сейчас не могу… не могу ничего слышать.
– Да брось ты оправдываться, мне что, жалко? Мне ж веселей будет, не одной просиживать вечер. И признаться, очень уж интересно, что там такого Гришка сумел вытворить, чтоб ты ушла от него? Он же постоянно тебя, как кошку, чуть не ногами пинает, а ты всё, как кошка, ластишься к нему. И вдруг! Так что давай, сейчас скачи к нам в магаз, все быстренько расскажешь. А потом ко мне – винишко пить. Не кисни – всё в жизни можно изменить, кроме смерти. Сейчас решим, что делать с твоим пришампуренным Григорием.
Вечером подруги сидели за маленьким столиком, где стояли два полных бокала вина и закуска. Яна ещё в магазине до его закрытия посвятила подругу в обстоятельства и теперь ждала совета.
– Как мне теперь жить? Я не могу без него, – плакала она, – но и вернуться туда не могу. Боже мой, такая грязь! А я не замечала, как слепая! Ещё и наговорил, когда я уходила. «На улице меня подобрал»… Как будто я проститутка какая-то. Из-за него же из дома ушла! Едой попрекал. Разве такое можно сказать, если любишь? У меня чувство, как будто меня помоями облили. И ты знаешь – он даже не извинился. Плёл глупые оправдания. Откупиться хотел ювелиркой, как при обычной ссоре. Если бы попытался извиниться, по-человечески поговорить! С ювелиркой своей полез – не понимает, что ещё гаже сделал! Как будто покупает мою любовь. Юла извинилась. А он нет. И все, наверное, знают, смеются надо мной. Уж эти девочки точно!
– Хорош реветь, все слёзы не выплачешь! Слушай – ты знаешь, я твоего Гришку не люблю, дурака безбашенного, выгораживать не собираюсь алкаша этого, да ещё и блядуна, как выяснилось. Тоже мне, нашла от кого извинений ждать, самовлюбленный хрен! Сама стелишься всё под него, а потом уважения ждёшь! Сделай так, чтобы он тебя слушался! Тогда и уважать будет.
– Как я это сделаю?
– Да очень просто – скажи: ещё раз нажрёшься, ко мне в этот день не подходи!
– Ты что! Я так не смогу сказать! Да и оттолкнуть его не смогу. И вообще – в большинстве случаях я сама и начинаю. И как раз в этих самых, – покраснела она, – ну не могу я без него!
– Хм… Ну вот и результаты твоего «не могу». Ладно, не защищаю его, но все же – может быть, шалава преувеличивает, а? Чтоб её вина меньше? Ты глянь-ка – позвали её, напоили, чуть не силком трахнули! Ну, Красная Шапочка и Серый Волк, как есть! Скажи Алексу этому. Пусть знает, кого на груди пригрел.
– Да ну что ты, Вер, зачем я буду говорить! Он же друг Грегора. Поссорятся. И Юла права – кому от этого станет легче?
– Как кому? Тебе – отомстишь падлюке, и за себя, и за Гришку – за каким хреном она его сдала с головой? То есть не с головой, а… ну не в этом дело. Зачем она девок приплела? Её же вопрос: кому от этого легче стало? Отвечала бы за себя, а не впутывала других. Алексу станет легче, когда ты скажешь – может, нормальную бабу себе найдет. И Гришке урок – выпишет Алекс ему люлей, будет в следующий раз думать головой, а не… ну ты поняла. Надо сказать, вот как хочешь – надо.
