…Когда во время свадебного застолья настало время подарков, Станислав и Злата Хлюстовские одарили молодых деньгами. Николай же преподнёс невесте полусапожки, украшенные изящными металлическими пряжками, совсем как у городской барышни. Михаилу достались длинные, по колено, сапоги из мягкой оленьей кожи.
Гости при виде такой роскошной обуви пришли в искренний восторг.
– Абой! Абой![16] – кричали одобрительно они. – Абой младшему Хлюстовскому! Достойная смена тебе, Станислав! Босиком Спасское ходить не оставит!
Михаил поставил обувь традиционно на серебряный поднос.
– Горько! – выкрикнул он и поднял со стола стопку настоянной на можжевельнике самогонки.
* * *
Спустя год Михаил и Николай пили самогонку, закусывая чёрным хлебом, на могиле Дарьи – она умерла при родах. Ребёнок так и не появился на свет. Мать Дарьи потеряла рассудок от горя. Отец проклял зятя, считая, что именно он повинен в смерти дочери и нерождённого ребёнка.
Друзья стояли подле свежего могильного холма, украшенного еловым лапником, не стесняясь своих слёз. Они оба любили Дарью. Только Михаилу выпало счастье обладать ею хотя бы недолгое время.
У Михаила до сих пор стояло перед глазами, как мучилась жена, как не могла разродиться – ребёнок лежал неправильно. Ни повитухи, ни уездный врач, который приехал слишком поздно, не смогли облегчить её страданий.
Михаила затрясло мелкой дрожью, он упал на колени. Николай поднял его.
– Идём… Я помогу тебе… Идём…
Михаил смотрел на друга невидящими от горя глазами.
– Уеду… уеду… – как в лихорадке шептал Михаил. – Не могу я здесь… Иначе я на себя руки наложу…
Николай обнял друга, ободряюще похлопал по спине.
– Куда? Уже решил?
– Подальше… В Тобольск… Там на заводах грамотные люди нужны…
Николай понимал, что отговаривать друга нет смысла. Только вдали от всего, что напоминает о Дарье, он сможет начать жизнь заново.
– Поезжай, я деньгами пособлю…
– Благодарствуй, у меня есть… На первое время хватит… – ответил Михаил и отёр слёзы тыльной стороной руки.
* * *
Михаил простился с матерью и сёстрами, погрузился на небольшую баржу, шедшую в Омск. Там он намеревался подняться по Иртышу до Тобольска уже на рейсовом пассажирском пароходе.
Николай намеренно не провожал друга, ибо они бы снова дали волю воспоминаниям. Он понимал, как тяжело Михаилу, и не хотел бередить его сердечные раны.
Михаил взошёл на баржу и бросил последний взор на родной берег…
– Не вернусь никогда… – решил он в тот момент, даже не подозревая, что ему уготовано судьбой.
До Омска Михаил добрался без приключений и сошёл на пристань. Вскоре он узнал, что пассажирский пароход до Тобольска отправляется только на следующее утро. Неожиданно Михаил ощутил, что чудовищно голоден. Ведь после смерти жены он совершенно потерял аппетит, почти ничего ел, отчего сильно исхудал. Он вздохнул полной грудью, осмотрелся и направился к ближайшему трактиру. Там он намеревался сытно поесть, выпить водки и переночевать.
Михаил вошёл в заведение. Половой, стоявший недалеко от дверей, окинул очередного посетителя опытным взором: лабашак из добротной верблюжьей шерсти, отороченный бархатом, и длинные мягкие сапоги из оленьей кожи и увесистый кожаный саквояж выдавали в нём приказчика. А значит, человек был при деньгах.
– Чего желаете-с? – масленым голосом поинтересовался трактирный слуга.
– Отужинать и переночевать. Завтра мой пароход уходит в Тобольск.
