Старый пёс - страница 2



– Ну возьми, возьми, – разрешает человек, ногой подвигая пистолет.

– Гад, гад, гад… – шепчет бандит, выплёвывая слова пополам с кровью.

– Что ты больше любишь, стрелять в детей или трахать женщин?

– Я не… – произносит Арбуз.

– Ты – да, – возражает гость, уткнув ствол автомата ему в пах, и щёлкает переключателем стрельбы.

Звучит короткая очередь, отстреливая альфа-самцу гениталии. Всего три пули, а какие вселенские последствия. Арбуз опрокидывается и воет, но не долго. Добить, не добить? – размышляет стрелок. Нет, пусть живёт, если это будет для него жизнью…

Бандит в шоке, и всего дальнейшего не видит.

Шпунтик между тем всё ещё стоит на коленях.

– Вы обещали… – всхлипывает инженер-взломщик. – Я же вам всё… как на духу…

– Не бойся, не трону. Но тебе, сам понимаешь, бежать надо.

– А семья? Мои… они, это… – Шпунтик замолкает, боясь закончить фразу.

– Живы-здоровы, не психуй. Вот адрес, найдёшь их там. Хватай семью – и сегодня же ночью. Беги, мужик. Беги.

Сделав это напутствие, убийца поворачивается и уходит. По безымянной улочке, потом в лесок, к ждущей его «Ниве».

Во тьму ночного мегаполиса.

Миссия первая, провинциальная

Низкий дом без меня ссутулился,
Старый пёс мой давно издох,
На московских изогнутых улицах,
Умереть, знать, судил мне Бог.
Сергей Есенин

1

Что такое высшее счастье? Это быть дома, ходить голым и заниматься онанизмом. А почему? А потому что по сути это означает три простые вещи – быть в безопасности, быть самим собой и получать наслаждение, ни от кого не завися.

Так мне говорил один рецидивист, три четверти жизни проведший на зоне. Может, оно и правда, если ты ещё молод и не лишён оптимизма. Но когда, выползая голышом из-под простыни, кряхтишь на весь свой пустой и безопасный дом, как-то не до счастья. Не говоря уже о том, что мастурбировать в этот момент попросту глупо – особенно поутру.

В пятьдесят пять лет многое из того, на что ты тратил время по молодости, кажется глупым…

Я сел на постели, старик стариком.

Поднявшееся солнце било сквозь занавеску, намекая на то, что утро уже позднее. В деревне рано встают, стыдись, дядя. С другой стороны, с каких пор я стал деревенским? Плевать мне на их стыд и неписаные правила, на их просторы и бездонные небеса, а заодно – на их солнце, рассветы и закаты. Чем дольше спишь, тем меньше времени проводишь в этой постылой реальности.

А разбудили меня вопли, доносившиеся от соседей. Наверное, опять Глашка не пускает Фёдора домой, мельком подумал я, не собираясь вмешиваться. Глашка – баба с тяжёлым нравом, а её муж, как известно, не дурак покуролесить.

С чего вдруг эти мысли о счастье, удивился я сам себе. Да ещё о каком-то там «высшем»! Года утекают, как песок сквозь пальцы, а Вселенная стоит на паузе – вот уже шестнадцать… нет, уже семнадцать лет. С тех пор, как жизнь кончилась. Так что нет у вас для меня ни жизни, ни этого, как его, слово забыл… а-а, «счастья». Возможно, сон что-то такое навеял? Про то, как Босс отбрасывает копыта и отбывает к большому начальству, как хорошая пуля кастрирует Арбуза. Вполне, вполне… У меня в коллекции есть несколько таких повторяющихся снов, скрашивающих мои холостяцкие ночи, так вот этот – единственный, от которого по утрам подъём духа, а не привычная тоска…

Что-то соседи не на шутку разошлись. Если Глашка раньше выплёскивала от сердца «Чтоб ты сдох, скотина!», «Ах ты, тварь рогатая!», «Не трогай, убью!», то теперь – просто вопила без слов. Вдобавок собака их цепная рычала, срывая горло, и плюс ещё кто-то кричал совсем уж нечеловеческим голосом. Дикая какофония.