– Вы хотите сказать… – Стенли выпрямился и с трудом сглотнул ком, застрявший в горле. – Что вы воплощаете эту самую будущую перспективу эволюции в жизнь?
– Но ведь когда-то что-то заставило кого-то выйти из океана на сушу?
– Разум… – горько усмехнулся Стенли и покачал головой. – Разумные кистепёрые рыбы.
– Рыбы остались в океане. А те, кто вышел – тех уж нет. Конечно, для выхода из океана на сушу не потребовался разум. Но для выхода жизни в космос может быть именно разум является необходимым условием эволюции?
Стенли вдруг сник, обмяк и, махнув рукой, отвернулся.
– Идём, – устало сказал он Природину. – Збигнев прав. Они не люди. И говорить нам с ними не о чем.
И он пошёл. Природин шагнул было за ним, но, задержавшись, оглянулся на Збигнева.
– Идите, Олег, – кивнул головой Збигнев. – А у меня есть ещё несколько вопросов.
В корабле они сняли магнитные ботинки и принялись готовить корабль к расстыковке.
«Вот мы и поговорили, – думал Природин, укладывая резервный скафандр, с которого он срезал телефонный шнур, в нишу. – Как это пишут в официальных отчётах – беседа прошла в дружеской и деловой обстановке». Он закончил укладку скафандра и сел в кресло. Человечество начинает покидать Землю и уже одной ногой стоит на пороге Большого Космоса. Подобные шаги никогда не обходятся без жертв. Вот так и появилась эта станция. Но что она собой представляет: боль человечества, его неудачный шаг, как предполагал он раньше, или – будущее человечества? На первый вопрос ответить просто. Только сам старт корабля и выход его в космос означает для космонавта изменение формулы крови; отсутствие электромагнитного и гравитационного полей, наличие излучений, экранируемых атмосферой Земли и являющихся активными раздражителями сердечно-сосудистой и нервной систем, коры головного мозга, – позволили определить максимальный период пребывания человека в космосе, превышение которого означает для человека такую перестройку организма, что он просто не сможет выдержать не только перегрузок при возвращении корабля на Землю, но и самого гравитационного поля Земли. Так что с первым вопросом всё ясно. А вот со вторым…
– Эволюция, – зло процедил Стенли. – Эволюция затратила на нас миллионы лет! А они хотят…
– Вы ошибаетесь, Стенли. – В отсек протиснулся Збигнев. – Эволюция не меряется годами. Её мера счёта – поколения. Так, например, между нами и Юлием Цезарем лишь около ста поколений, ста человек. А от пещерного человека мы отстоим всего на несколько тысяч. Ну, а при резком изменении среды обитания, количество поколений до появления полностью адаптированной особи резко сокращается.
– Если только они не вымирают! – оборвал Стенли. – Хватит! Я сыт подобными теориями по горло. Не хочу больше здесь оставаться ни минуты!
Збигнев только пожал плечами.
– Хорошо. Я только попрощаюсь кое с кем на станции. А вы включите внешнюю связь.
Он ухватился рукой за поручень на потолке, оттолкнулся и вновь нырнул в переходной отсек. Природин недоумённо оглянулся на Стенли, но тот отрешенно сидел в кресле, уставившись в пульт. И тогда Олег протянул руку и включил селектор.
Несколько минут было тихо.
– Вы меня слышите? – неожиданно спросил из динамика голос Збигнева.
– Да.
– Очень хорошо. Я заблокировал люк станции и, если через пять минут вы не отшвартуетесь, я разгерметизирую переходной отсек. Я остаюсь.
У Природина от неожиданности перехватило горло. Несколько мгновений он беззвучно хлопал открытым ртом, затем через силу выдавил:
